Читаем Вербное воскресенье полностью

Моя школьная учительница уверяла нас, что нужно быть чуточку сумасшедшим, чтобы так сильно подчеркивать человеческую мерзость, как это делал Свифт. А ведь он завел эту волынку задолго до того, как Гулливер сошел с ума. Если бы она была еще жива, я бы сказал ей сейчас, что волынка эта играет так громко, что становится нелепой, и нелепость эта осознанная — Свифт преподает нам урок не менее важный, чем отказ быть овцами. Он показывает, что наша готовность с отвращением относиться к себе и к другим не способствует сохранению цивилизации, как кажется многим людям. Отвращение на самом деле сильно вредит здравому смыслу, оно может заставить нас предать собственные интересы, может свести с ума.

Свифт не развивает эту тему, за него это сделала история последних ста с лишним лет. Что позволило цивилизованным людям строить и наполнять другими людьми концентрационные лагеря? Отвращение. Что заставляет их бомбить незащищенные города, пытать заключенных, избивать собственных жен и детей или вышибать себе мозги? Отвращение. Да. Мне кажется, что «Путешествия Гулливера» — замечательная попытка вкатить нам сверхдозу отвращения, чтобы мы получили иммунитет к этой опаснейшей болезни.

Эта редакция «Путешествий Гулливера» основана на издании 1971 года, редактором которого был Пол Тернер, профессор английской литературы в Оксфорде. Прежнее издание было полнее, там было предисловие и сотни интересных редакторских примечаний. Всем, кто хотел бы больше узнать о параллелях между сюжетом и приключениями самого Свифта, я рекомендую оксфордское издание. Мистер Тернер размышляет о правдоподобии бесконечных выдумок капитана Гулливера. К примеру, он пишет: «Один фут в Лилипутии соответствует одному дюйму нашего мира. Могг указывает на некоторые биологические ограничения: у лилипута кора головного мозга (средоточие интеллекта) намного меньше, чем у шимпанзе; на его голове не поместятся нормальные глаза; ему придется потреблять в восемь раз больше калорий на единицу веса, чем нормальному человеку, — двадцать четыре приема пищи в день вместо трех». По поводу великанов Бробдингнега он вновь ссылается на Могга, «который назвал двадцатиметрового человека „инженерно невозможным“. Для того чтобы выдерживать его вес (около девяноста тонн), придется значительно изменить скелет: укоротить ноги, уменьшить голову, сделать более массивной шею и крупнее туловище (чтобы уместились внутренние органы столь огромной машины)». И так далее.


У издателей подобной, лишенной примечаний и сносок, версии «Путешествий» есть, конечно, свое оправдание. Они говорят, что автор, как все другие авторы, желал, чтобы его книгу любили саму по себе. Если дух Джонатана Свифта витает сейчас где-то неподалеку, он, должно быть, возмущен тем, что я, как йеху, примазался к его тексту. Я прошу прощения. Грех мой прежде всего в том, что я тщеславно осмелился поставить свое имя рядом с именем Свифта. Но не меньший грех — я не смог передать, сколько ярости, радости и иррациональности потребовало создание этого шедевра. Восхваляя здравый смысл «Путешествий Гулливера», я представил эту книгу слишком здравой.

ДЖЕКИЛЛ И ХАЙД НА НОВЫЙ ЛАД

Я подружился с Ли Губером, бродвейским продюсером, когда мы вместе работали в Совете по искусству штата Нью-Йорк. Летом 1978-го он попросил меня написать современную версию «Доктора Джекилла и мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона — для музыкальной постановки. Оригинальная повесть, кстати, малюсенькая — каких-то шестьдесят страниц. В ней не прописаны характеры, персонажи удивительно схематичные и плоские. Это была первая книга Стивенсона, за которую он получил деньги.

Я за свою работу не получил ни гроша. По-моему, вышло превосходно, может, чуточку небрежно и коротко. Мюзикл называется «Профессор химии»:


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Время: настоящее, весна. Место: Свитбредский колледж, небольшая школа изящных искусств в пригороде Филадельфии.


Картина первая.


Занавес поднимается.


У ворот колледжа, полдень. На сцене хор студентов и студенток, убитых горем. Студенты демонстрируют скорбь разными нелепыми способами. Среди них — симпатичная, легкомысленная студентка по имени Кимберли. Ее дружка зовут Сэм. В руках у всех свежий выпуск студенческой газеты с одной новостью: колледж разорен и скоро закроется насовсем.


КИМБЕРЛИ. Не может быть!

СЭМ. Что это за мир, в котором происходит такое?

СТУДЕНТ ПЕРВЫЙ. Что за гадкое, прогнившее общество!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное