Вербы и мостовая

Тетя Бронка уезжает, оставив им немного рухляди и запасы капусты и картофеля в погребе. Вицек глядит на пустые стены и кучки мусора на полу. Грустно здесь стало — когда скажешь что-нибудь, эхо ударяется о стены, на которых дыры от вырванных крюков похожи на большие раны. Теперь только чувствует Вицек, как хорошо было, когда здесь жила тетя и всегда ощущалось ее присутствие, — достаточно было пройти сени, чтобы увидеть ее широкое и веселое лицо, услышать ее грубоватый голос.

А теперь тетки нет, и они одни. Мать в этот вечер долго сидит у окна и глядит на подсолнухи. Она разговаривает с детьми спокойно, но по ее лицу текут крупные слезы и капают на праздничную кофту.

Летом у мамы меньше стирки, а осенью, когда работы больше и нет времени для раздумий и вздохов, Вицек отправляется в ученье.

Мастер оказался хорошим человеком. Не кричит, не ругается. Учеников у него двое — Вицек и хромой Ендрек. Ендрек второй год в учении, так что он уже помогает мастеру в работе. Вицек — больше на посылках и помогает дома жене мастера. Подметает, баюкает ребенка, провожает Ядвигу в школу — она еще маленькая и может попасть под трамваи или автомобиль. Никаких денег за свои труд он не получает, но хорошо и то, что дома одним ртом меньше, как-никак, матери легче.

В мастерской интересно. Вицек рассматривает рубанки, пилы, маленькие и большие, с разными зубцами, широкими и узкими. Он уже знает, что такое рубанок и что такое лобзик.

Приятно пахнут доски, лак. Ендрек уже помогает мастеру стругать, подбирает доски, вбивает гвозди, мерит линейкой. Вицек не может дождаться, когда и он будет все это делать.

— О, не так скоро, — говорит хромой Ендрек, который гораздо старше Вицека. — Через год, если все пойдет хорошо, мастер тебя подпустит к доскам. Мало, что ли, у тебя другой работы?

Работы, конечно, хватает. Подмести мастерскую, сбегать в лавку за хлебом и молоком, проводить Ядвигу, купить что нужно к обеду, растопить печь, убрать стружки, вечно их полно кругом, иногда выстирать кое-что, сходить на склад с заказом и разные такие дела. Но это ведь не «ремесло», о котором говорила тетка. Это он и раньше умел сделать — в деревне, правда, еще не умел, но здесь, в городе, когда мать стала ходить стирать, быстро научился.

— Так бы ты и хотел: раз-два, и уже столяр! — смеется Ендрек. — Так быстро, братец, это не делается. Через три-четыре года, пожалуй, станешь подмастерьем…

— А мастером?

— Как ему не терпится! Подождешь еще, подождешь! У самого молоко на губах не обсохло, а он уже мастером хочет быть, — говорит Ендрек, и из-под его рубанка падают длинные ароматные стружки.

Вицек вздыхает. Не так представлял он себе все это!

По воскресеньям, в праздники, а иногда и в будни, вечерком, после работы, Вицек приходит домой. Мать вытирает фартуком стул и подвигает к нему. Говорит теперь с ним, как со взрослым.

— Хелька учится хорошо, хвалят ее. Владек немного хуже, но привыкнет: маленький еще, трудно ему столько времени в школе быть, по дому скучает. Тетя Бронка писала, что им там хорошо живется и они, наверно, там останутся. Барыня, та первая, у которой я всегда стирала, тоже уехала куда-то, кажется в Вильну. Работы много, только ноги что-то болят. Раньше, бывало, отдохнешь в воскресенье, и все пройдет. А теперь уж не то. Все болят и болят.

Вицек разглядывает лицо матери и обнаруживает на нем морщины и складки, которых не замечал прежде, когда изо дня в день видел ее. Теперь он ясно различает: от глаз к вискам бегут мелкие-мелкие черточки, а в гладких черных волосах пробивается седина.

«Да, да, — думает Вицек, — не знала мать хорошего дня с тех пор, как отец умер…» Но все переменится, как только он станет столяром. Мастерскую откроет. Владека к себе в помощники возьмет. Мать уже не будет стирать чужое белье, слишком трудно это для нее…

Но, возвращаясь в мастерскую, он видит, как еще далеко до собственной мастерской. Ендрек, который здесь уже второй год, и тот почти ничего не умеет делать. Только пан Казимир — подмастерье — работает вместе с мастером, примеряет, прибивает, вырезывает, полирует. Но и ему приходится не раз обращаться с вопросами к мастеру.

Вицек вздыхает. Как живое стоит перед ним лицо матери — и эти седые волосы, которых в Броновицах еще не было. Мелькает мысль: «В Броновицах жилось легче!» Но это неверно — просто он был меньше и многого не понимал. Нечего было есть, дом разваливался. Нет, если бы не тяжелая нужда, мать не уехала бы из Броновиц, не плакала бы, глядя на подсолнухи в чужом дворе…

С тех пор как Вицеку начали приходить в голову подобные мысли, он стал работать еще усерднее. Только и слышно было шуршание метлы по полу, мастерская сверкала чистотой, и мастер сам вызвался купить ему к Новому году костюм за то, что он так старается.