— Нет, — вздохнул Пипке. — Таких марок мне не надо. Я сам еле ноги унес. А колодку я сделаю вам.
— Спасибо. Когда прикажете зайти?
— Зайдите на той неделе. Нет, зачем же мучиться? Приходите завтра к вечеру.
Безногий заковылял прочь. Пипке тоже бы надо идти завтракать, но он сел на доски и глубоко задумался.
В житейских заботах, в бумажной писанине текло у Сергея время. Как вешнюю льдину, все дальше и дальше уносило его от армейской жизни. Уже забыл он, чем пахнут лагерные травы, как клубятся под колесами машин степные дороги, не помнил, когда в последний раз слыхал полковую зорю, сигнальный рожок и те бодрые песни, от которых теплеет сердце и тверже становится шаг. Только по рассказам инспекторов, ездивших в командировку, и докладам на собраниях слыхал он, какие произошли в войсках перемены. Говорили, что в частях уже нет конного транспорта, что поршневые самолеты заменяются реактивными и что солдаты теперь ходят на учения не пешком, а ездят на машинах.
Как хотелось побывать в войсках самому, посмотреть на все своими глазами! Но все попытки вырваться в командировку разбивались о железное упорство Зобова. Всякий раз, когда Сергей приходил с просьбой послать его хотя бы на неделю в войска, тот откидывался на спинку стула, скрещивал руки на животе и начинал:
— Старик! И на кой ляд тебе ехать, глотать лагерную пыль, спать на соломенном матраце, вставать чуть свет, жариться на солнцепеке и есть военторговский супешник? То ли дело тут. Тепло, светло и комары не кусают. Сиди себе и пиши, отвечай на входящие.
— Но ведь нельзя же сидеть безвылазно. Так можно превратиться в писаря.
— Ну, ладно. Ладно, старик. Представится случай — пошлю.
Ждать пришлось долго. Прошло еще полгода. Но однажды Зобов вызвал Сергея в кабинет и торжественно объявил:
— Собирайся, старик. Завтра едем в командировку.
— Куда, Афанасий Михайлович?
— В Прибалтику. На десять дней. Поедем новый опыт внедрять.
Радость окрылила Сергея. В ту ночь он долго не ложился спать в своей гостиничной комнатенке. Начищал пуговицы, пряжки, пришивал к кителю новые погоны, складывал дорожные вещи в чемодан. А утром первым явился на Рижский вокзал.
В командировку выехала группа, занявшая полвагона. По распоряжению начальника управления Зобов возглавил ее. На вокзал он приехал в сопровождении майора Табачкова. Тот с трудом тащил в продырявленном мешке железный ящик.
— А это зачем? — спросил Сергей у Зобова, когда поклажу водрузили в сундук под нижнюю полку.
— Надо, старик. Надо, — таинственно ответил Зобов. — Не к теще в гости едем, а в воинскую часть.
Как только поезд тронулся, Зобов собрал представителей от купе на совещание.
— Товарищи! — деловито начал он. — Объем работы у нас большой, а времени мало. Поэтому не теряйте драгоценных минут, садитесь и составьте личные планы проверки.
— Афанасий Михайлович! А зачем они? — спросил Бородин. — У нас же есть подробный рабочий план.
— План планом, а личные наметки надо иметь. Идите и составляйте. Нечего без толку в окна глазеть.
Выйдя из купе, Бородин покачал головой.
— Ну, силен, полундра. Без бумаги, как сом без омута.
…В соединение приехали утром, как и было рассчитано. Зобов первым делом осмотрел помещение и, найдя самой лучшей комнату начальника политотдела, сказал:
— Приличная комнатушка. Недурна. Вот здесь, Семен Григорьевич, я буду работать. А вы, пожалуйста, подыщите себе на время другое местечко.
— Пожалуйста, товарищ полковник, — любезно ответил начальник политотдела. — Мне только партбилеты вручить, а так, чего же…
— Да нет уж. Вы где-нибудь в другом месте вручите.
Полковник пожал плечами.
— Что ж. Найдем местечко. Где прикажете разместить ваших товарищей?
— Они займут комнаты инструкторов и парткомиссии.
— Есть! Какие будут еще указания?
— Я хотел бы изложить план нашей работы..
— Пожалуйста. Я сейчас соберу офицеров политотдела.
— Нет, погодите. Я хотел бы потолковать в расширенном масштабе. С участием политработников подразделений.
Начальник политотдела задумался, вынул пачку папирос, предложил Зобову, закурил сам и только потом ответил:
— Пожалуй, можно. Соберем!
В полдень политработники и секретари парторганизаций собрались в кабинете Семена Григорьевича. Одни сели за длинный стол, накрытый красной скатертью, другие разместились на стульях и лавках вдоль стен. Человек шесть примостились на низких подоконниках. По мокрым на спинах гимнастеркам, запыленным сапогам и вспотевшим лицам можно было сразу определить, что люди оторваны от жарких дел и очень торопились. Исключение составляли человека три-четыре, прибывших в наглаженных кителях и сверкающих сапогах, ботинках.
Вошли Зобов и начальник политотдела. Все встали, с любопытством посмотрели на незнакомого, седоволосого, как посыпанного пудрой, представителя из Москвы. Он слегка поклонился, важно прошел к столу и сел в кресло. Начальник политотдела, став рядом, подал знак рукой.