Вердикт

Джой Райли Милтон из Денвера и Рейнер Лавледи из Саванны решительно защищали другую точку зрения. Раз они потратили чертову кучу денег на знаменитейших в мире экспертов, зачем торопиться? У некоторых еще не выступавших свидетелей припасены сокрушительные сведения. А присяжным все равно деваться некуда. Конечно, они устали, но ведь они всегда устают. Гораздо надежнее придерживаться первоначального плана и вести дело как положено, чем спрыгивать с корабля посреди реки из-за того лишь, что кое-кому из присяжных все наскучило.

Гарни Моррисон из Денвера без устали твердил о ежедневных отчетах экспертов по наблюдению за присяжными. Они считали, что этот состав жюри пока не пришел к нужному заключению. По миссисипским законам, чтобы вердикт считался действительным, необходимо единое мнение девяти из двенадцати присяжных. Моррисон не сомневался, что на девять голосов они пока не могут рассчитывать. Рор не слишком доверял выводам консультантов о том, что означает ерзание на стуле Лорин Дьюк, почему трет усталые глаза Джерри Фернандес и отчего старина Херман крутил головой, когда доктор такой-то читал свою лекцию. Честно говоря, Рору надоели эти эксперты-наблюдатели, а особенно надоело платить им уйму денег. Их помощь, в сущности, нужна была лишь на этапе отбора присяжных. А теперь они бессмысленно шныряют повсюду во время суда, из кожи вон лезут, чтобы составить свой ежедневный отчет и указать адвокатам, как им действовать. Рор понимал все, что происходит с присяжными, гораздо лучше любого консультанта.

Арнольд Ливайн из Майами был немногословен, но все прекрасно знали его мнение. Ему как-то довелось участвовать в процессе против «Дженерал моторс», который длился одиннадцать месяцев, — шесть недель для него все равно что ничего.

Даже если бы мнения разделились поровну, монетку здесь подбрасывать не стали бы. Задолго до начала суда все согласились, что это процесс Уэндела Рора. Он проходит в его родном городе, в его родном суде, перед лицом его судьи и в присутствии его присяжных. Демократизм адвокатского совета обвинения имел границы — у Рора было право вето, и его слово оставалось непререкаемым.

Рор принял окончательное решение поздно вечером в воскресенье, при этом самолюбие многих пострадало, но не было побеждено. Слишком много было поставлено на карту, чтобы ссориться из-за второстепенных вещей.

Глава 23

В списке дел, назначенных на утро понедельника, у судьи Харкина значилась встреча с Николасом. Он хотел поговорить с ним о пожаре и о его душевном состоянии. Они беседовали с глазу на глаз в кабинете судьи. Николас заверил Харкина, что он в полном порядке и что в мотеле у него достаточно белья и одежды, которую можно отдавать в стирку по мере необходимости. Он всего-навсего студент, никаких ценных вещей у него и не было, если не считать замечательного компьютера и кое-какого видеооборудования, которое он установил в целях обеспечения собственной безопасности. Разумеется, оно, как и все прочее, застраховано не было.

С темой пожара они покончили быстро, и, воспользовавшись тем, что они были одни, Харкин спросил:

— А как настроение у остальных наших друзей?

Такая непротокольная беседа с членом жюри законом не запрещалась, но, разумеется, официальной процедурой суда и не предусматривалась. Считалось, что лучше все разговоры с присяжными вести в присутствии адвокатов и под протокол. Но Харкин хотел поболтать всего несколько минут, чтобы узнать кое-какие сплетни. Этому парню он мог доверять.

— Все замечательно, — заверил его Николас.

— Ничего необычного?

— Насколько мне известно, нет.

— А о процессе вы разговариваете?

— Нет. Надо сказать, что, собираясь вместе, мы стараемся не касаться этой темы.

— Отлично. Никаких ссор?

— Пока нет.

— Еда хорошая?

— Прекрасная.

— Личных визитов всем хватает?

— Думаю, что да. Я не слышал, чтобы кто-нибудь жаловался.

Харкину очень хотелось бы, чтобы между присяжными происходили мелкие склоки. Не потому, что это имело какое-то значение для суда, а потому, что у него была страсть к грязным подробностям.

— Хорошо. Дайте мне знать, если возникнут проблемы. И давайте сохраним наш контакт в секрете.

— Ну конечно, — согласился Николас.

Они обменялись рукопожатиями, и Николас ушел.

Харкин тепло приветствовал присяжных и объявил начало четвертой недели их работы. Все, кажется, хотели поскорее приступить к делу, чтобы как можно раньше сбросить с себя это бремя.

Встал Рор и вызвал своего следующего свидетеля — Лиона Робилио, которого ввели в зал заседаний через боковую дверь. Шаркая ногами, он прошел перед судейским столом и с помощью охранника уселся на свидетельское место. Робилио был стар и бледен, одет в темный костюм и белую рубашку без галстука. В горле у него зияло отверстие, прикрытое тонкой бинтовой повязкой и закамуфлированное льняным шейным платком. Чтобы произнести клятву, он приставил к горлу тоненький, как карандаш, микрофон. Речь его была монотонной, лишенной каких бы то ни было модуляций — типичная речь человека, перенесшего операцию на гортани по поводу раковой опухоли.