Вердикт

Хенри отпил еще немного чая и задумался. Он прекрасно понимал по-английски и хорошо говорил на этом языке, хотя и с акцентом, но как большинство людей, для которых английский — неродной язык, независимо от того, являются ли они иммигрантами или родились в Америке, испытывал особый пиетет перед законом.

— Почему? — спросил он. Ву доверял Николасу, как, впрочем, и остальные присяжные, потому что Николас изучал юриспруденцию и, казалось, умел как никто разбираться в фактах и процессуальных событиях, которые просто проскакивали мимо других.

— Очень просто. Нынешний суд — решающий этап в ходе всех этих «табачных процессов», можно сказать, их Геттисберг, их Армагеддон. Именно здесь стороны сошлись с намерением обрушить на голову противника всю мощь своих боеприпасов. И в этой битве должен быть победитель и должен быть побежденный. Ясно и определенно. Вопрос о том, будут ли табачные компании признаны ответственными за ущерб, наносимый сигаретами здоровью курильщиков, решается здесь. Нами. Нас выбрали, и наша задача вынести вердикт.

— Понимаю, — все еще смущенно кивнул в знак согласия Хенри.

— Худшее, что мы можем сделать, это разойтись во мнениях, расколоться — и тогда суд будет признан несостоявшимся.

— А почему это плохо?

— Потому что беспринципно. Мы оставляем «труп» следующему жюри. Если мы, ничего не решив, разойдемся по домам, это обойдется каждой стороне в миллионы долларов, потому что через два года им придется собираться и все повторять снова — тому же судье, тем же адвокатам, тем же свидетелям, только жюри будет новое. Мы тем самым как бы расписываемся в своем бессилии и признаем, что у нас не хватило здравого смысла, чтобы прийти к согласию, а вот следующее жюри, набранное здесь же, в округе Гаррисон, может оказаться посообразительнее.

Хенри чуть склонился вправо, поближе к Николасу.

— И что вы собираетесь теперь делать? — спросил он как раз в тот момент, когда Милли Дапри и миссис Глэдис Кард, весело посмеиваясь, вошли в столовую, чтобы налить себе кофе. Они немного поболтали с мужчинами и отправились смотреть Кати в «Сегодняшнем шоу». Они обожали Кати.

— Так что же вы собираетесь делать? — шепотом повторил свой вопрос Хенри, не сводя глаз с двери.

— Пока не знаю, да это и не так важно. Важно, чтобы мы все держались вместе. Все до единого.

— Вы правы, — согласился Хенри.

* * *

В ходе этого процесса у Фитча выработалась привычка еще за несколько часов до открытия заседаний в суде работать у себя за письменным столом, почти не сводя глаз с телефонного аппарата. Он знал, что она позвонит в пятницу утром, хотя представить себе не мог, что еще она выкинет такого, от чего у него может случиться инфаркт.

Ровно в восемь Конрад сообщил ему по внутренней связи:

— Это она.

Фитч схватил телефонную трубку и любезно произнес:

— Алло.

— Эй, Фитч, попробуйте догадаться, кто теперь мешает Николасу.

Подавив стон и крепко сжав веки, он ответил:

— Не знаю.

— Я хочу сказать, что этот парень действительно тревожит Николаса, видимо, придется от него избавиться.

— Кто он? — умоляющим голосом простонал Фитч.

— Лонни Шейвер.

— О! Черт! Нет! Вы не можете так поступить!

— С чего это вы взяли, Фитч?

— Не делайте этого, Марли! Черт побери!

Она помолчала секунду, чтобы дать ему излить свое отчаяние, и сказала:

— Вам, должно быть, очень дорог этот Лонни?

— Марли, послушайте, остановитесь. Это заведет нас в тупик. — Фитч прекрасно отдавал себе отчет в том, что выдал себя: голос его звучал почти истерически, но он уже не владел собой.

— Николасу необходимо согласие среди членов жюри, а этот Лонни — что гвоздь в ботинке.

— Не нужно, прошу вас. Давайте все обсудим.

— Мы это как раз и делаем, только не долго, пожалуйста.

Фитч сделал глубокий вдох, потом еще один.

— Игра подходит к концу, Марли. Вы порезвились, теперь скажите, что вам нужно.

— У вас есть карандаш под рукой?

— Конечно.

— На Фултон-стрит есть дом номер 120. Белое двухэтажное здание из старого кирпича. В нем расположено множество разных офисов. Комната 16 на втором этаже вот уже около месяца принадлежит мне. Она не очень хороша, но именно там мы с вами встретимся.

— Когда?

— Через час. Только мы вдвоем. Я прослежу, когда вы будете входить и выходить, и если замечу ищейку, вы меня больше никогда не услышите.

— Ну разумеется. Как скажете.

— И я проверю, нет ли на вас микрофонов и «жучков».

— Не будет.

* * *

Все адвокаты из команды Кейбла считали, что Рор потратил слишком много времени на своих ученых свидетелей: полных девять дней. Но первые семь дней из них присяжные по крайней мере могли в конце дня свободно уходить домой. Теперь их настроение резко переменилось. И было принято решение выделить лишь двух лучших свидетелей-ученых и допросить их как можно быстрее.