Вердикт: невиновен!

В углу стояла пластиковая мусорная корзина, в ней белела небольшая банка из-под крема для рук. Понимая, что следователь Седых пошлёт меня с этой банкой куда подальше, я всё-таки нагнулась и, подцепив улику целлофановым пакетом, вынула из мусора и сунула в сумку по соседству с уже имеющейся там чашкой из университетского буфета. Хорошо, когда у адвоката есть возможность припугнуть уликами несговорчивого свидетеля, который пытается увести следствие по ложному следу.

В машине я пила чай из термоса, привезённого Борисом, и крутила в руках маленькую чёрную заколочку. Просматривая материалы дела, я наткнулась на фотографию с довольно чётким изображением чёрной невидимки с красными стразами, очень похожей на те, которые носила Исаева. Изображённая на снимке заколка была обнаружена рядом с кроватью убитого профессора и, хотя преступление произошло в ванной комнате, на всякий случай приобщена к материалам дела. Беседуя с Исаевой, я заметила, что точно такие же невидимки валяются на тумбочке Лизы между орущим магнитофоном и крошками чипсов. Одну из них я прибрала к рукам, а теперь показывала Борису.

–И что это за хрень? – без особого любопытства осведомился Джуниор.

Его массивное тело заняло собой всё небольшое пространство салона «Мини-Купера», и я старалась лишний раз не поворачиваться, чтобы не задевать щекой за широкое плечо приятеля.

–Это не хрень, а невидимка, которую я собираюсь предъявить для опознания сестре покойного профессора, – пояснила я.

Передав другу пустую чашку, чтобы он плеснул ещё чайку, я забрала у Бориса из рук вещественное доказательство, спрятала в сумку и задумчиво проговорила:

–Знаешь, Борь, я всё думаю, как к Мызину попал злополучный кинжал?

–Подсунули лютые недруги – вот как, – пожал плечами приятель.

–Понятно, что подсунули, но кто? Лиза говорит, что после убийства видела Миносяна в машине Володи, парни вместе пили водку. Гарик же утверждает, что такого не было. Интересно, кто из них врёт?

–Кто врёт, тот и подсунул, – глубокомысленно изрёк мой друг, разворачивая пакет с пирожками.

–Это я и сама понимаю, – согласилась я, сражённая наповал железной логикой приятеля. – Ладно, разберёмся. А пока попробуем пообщаться с единственной наследницей Черненко.

Я вернула Боре пустую чашку, набрала номер сестры покойного, обнаруженный в уголовном деле, и услышала в трубке тихий немолодой голос:

–Я вас слушаю.

–Ольга Михайловна, примите мои соболезнования. Я адвокат Агата Рудь, защищаю Владимира Мызина, – солидно представилась я.

–Как можно защищать такую мразь? – с досадой обронила невидимая собеседница.

–Давайте воздержимся от определений, – сурово оборвала я. – Сначала надо доказать, что мой подзащитный – убийца. Но даже если он совершил преступление, Мызин всё равно имеет право на защиту. Мы можем встретиться и поговорить?

–Подъезжайте сейчас на квартиру к Пете, я еду туда выбирать, в чём его хоронить. Только не задерживайтесь, ждать не буду.

–Борь, а Борь, – откусив от горячего хачапури большой кусок, с набитым ртом проговорила я. – Может, съездишь со мной к сестре Черненко?

Кудрявый друг комично сморщил нос и печально протянул:

–Не могу. Меня в офисе ждут.

–А что там, в офисе? – запивая лепёшку с сыром сладким чаем, прочавкала я.

–Там Лёня бесится, – понизив голос, пояснил Джуниор. – Там аццкий холивар! Машка Ветрова строит глазки нашему папке, а папка и рад. Леонид лютует. Конфликт достиг былинного размаха. Того и гляди отец и сын вцепятся друг другу в глотки. Кира Ивановна выступает буферной зоной, а я иду ей на подмогу.

Всё это я отлично знала и без весёлого трёпа Устиновича-младшего, но от этого мне было не легче. Борис был другом, а Лёня – несбыточной мечтой. Несбыточной – потому что по сравнению с роскошной Машей Ветровой я выглядела словно крестьянская девчонка в отличие от королевской особы. А какой же мужчина откажется от королевы в пользу простолюдинки? Я подозревала, что Борька догадывается о моих чувствах к его старшему брату и специально при каждом удобном случае сыплет мне соль на раны.

–Ну и ладно, не хочешь со мной ехать – не надо, – насупилась я. – Тогда вылезай из машины.

–Эй, термос отдай! – заволновался Джуниор, растерянно моргая мохнатыми ресницами.

–А то мамка заругает? – подколола я приятеля, невинно улыбаясь.

Метод провокации и здесь дал блестящий результат. Теперь уже обиделся Борис, чего, собственно, я и добивалась. Мама братьев Устиновичей была темой запретной, которая не обсуждается. Она жила с детьми отдельно от преуспевающего мужа и всю себя отдавала воспитанию сыновей. За это Фиру Самойловну боготворили все трое мужчин, однако преклонение перед супругой не мешало господину Устиновичу иметь романы на стороне. У них в семье считалось, что работа Эда Георгиевича носит столь напряжённый характер, что посторонние раздражители вроде жены и детей будут мешать знаменитому адвокату восстанавливать силы перед рабочим днём. Поэтому никто не лез в его личную жизнь. Даже жена.