Верен до конца

— Когда человек приезжает на новое место, он первое время ходит вроде как с завязанными глазами. Так и я у вас. Вы же все хорошо видите. Вот и расскажите мне, какие у вас болячки и что у вас хорошего.

В тот раз засиделись мы за полночь. Надымили махоркой так, что свет большой керосиновой лампы-«молнии» еле пробивался.

Через два дня мы назначили общеколхозное собрание, наметили повестку дня, договорились, кто по какому вопросу будет выступать.

Народу набилось в клуб столько, что яблоку некуда было упасть. Всем хотелось поглядеть, что это за карась приплыл к ним из Минска. Лучше ли с ним станет или хуже?

Клуб в Метявичах был вместительный. Вечер стоял по-июньски теплый; открыли окна. Мы с Кошанским заняли места за столом, накрытым красным коленкором. Зажгли несколько керосиновых ламп, чтобы лучше осветить зал (об электричестве мы в то время мечтали почти так же, как и о коммунизме).

Начался колхозный сход.

Решили ряд очередных вопросов, потом наступила моя очередь. Кошанский представил меня народу. Я поднялся, коротенько рассказал о себе: откуда родом, где работал, учился. Слушали колхозники в оба уха.

— Кем же вы у нас будете? — раздался голос из дальних полутемных рядов. — По партийной линии? Это как перевесть… на крестьянскую сущность?

Разумеется, всем было хорошо известно, какое внимание уделяет коллективизации наша партия. Все слышали либо читали о двадцатипятитысячниках, видели не раз уполномоченных. Однако скрытые подкулачники старались представить их как «говорунов», которые дела не делают, а лишь болтают языком. Я ожидал таких подковыристых вопросов, задаваемых как бы от «деревенской простоты», и спокойно ответил:

— Главная моя работа — партийная. Но одновременно я буду у вас и заведующим животноводством. Правление «Нового быта» доверило мне эту должность.

Некоторое время в зале слышалось лишь перешептывание да скрип скамеек. Тот же голос с прежней простоватостью спросил:

— Надолго ль до нас, ай как?

— Квартиру правление мне уже отвело. Буду жить, пока не прогоните.

— Женатый? Аль холостой?

В клубе раздался смех. Я охотно поддержал веселый тон:

— Вашим девкам и молодым вдовушкам рассчитывать на меня не придется. Женат, и уже у самого две невесты растут. Послал нынче семье телеграмму, чтобы ехала.

Теперь люди увидели, что я действительно собираюсь пустить корни в «Новом быте» и, стало быть, на хозяйство буду смотреть как член коллектива. Притом, раз не скрываю своего семейного положения, значит, человек серьезный, не какой-нибудь «алиментщик». Я уже сам знал, что бывали такие уполномоченные, что женились в каждой деревне, куда их посылали.

Люди теперь смотрели на меня явно благожелательно. Все же с задней скамьи раздался еще вопрос, вернее, реплика:

— Животновод нам кстати. А то у нас бычки нераздоенные. Надо бы раздоить…

Ответил я раньше, чем зал отреагировал на эту последнюю подковырку:

— Кто это там сказал? Предложение дельное. Надо будет его продвинуть.

Собрание замерло, не зная, как понять мои слова. Неужто я действительно такой «знаток» сельского хозяйства, что не отличу корову от быка? Вот это, мол, животновода им прислали! А я продолжал:

— Иди сюда, товарищ. Что прячешься за спины? Вот мы тебя и изберем главным… быководом. Обещаю премию, если раздоишь закрепленных за тобой бычков. Только уж если не добьешься результатов, придется самому поставлять молоко и телиться.

Смех волной прокатился по всему залу. Больше таких вопросов уже никто не задавал, не прерывал мою речь. Вернее, это была не речь, а просто беседа, что называется, с открытыми картами. Как и коммунисты «Нового быта», я понимал, что успеха в предстоящей работе можно достичь только одним путем: сразу опереться на честных людей колхоза, из которых и сколотить здоровый костяк.

— Вот мы и познакомились, — говорил я. — Вы на меня поглядели, я на вас поглядел. Вам я виднее, вы в сотню глаз на меня смотрите. Ну да и я на зрение не жалуюсь, дайте срок, тоже всех вас узнаю. Скажу вам прямо: ЦК партии Белоруссии прислал меня в ваш колхоз для того, чтобы сделать ваш «Новый быт» богатым, а вас — зажиточными и, главное, чтобы у вас за каждой чернильной «палочкой» был полновесный трудодень.

Тон я выбрал правильный, это почувствовал и Кошанский. Сидел он с довольным видом. Наладить контакт с колхозниками мне помогло то, что еще до учебы в Минске я принимал активное участие в создании и укреплении у себя на родине колхоза «Красный партизан». Там же, в Малевичах, была хорошо слаженная партийная ячейка; после демобилизации я некоторое время был в ней секретарем.

Этот опыт сейчас пригодился; колхозники слушали меня внимательно.