Верещагин

— Да подумаешь, никаких проблем.

— Вот и попробуй!

Он нашел глазами шеф-редактора:

— Так, она ведет сегодня со мной вечерний выпуск.

Тот переводил взгляд с Верещагина на меня и обратно, надеясь, что это шутка.

— Всё, решили, — и Верещагин начал летучку.

Я была так ошарашена, что даже спорить не стала. Потом разозлилась: ах, так? Ты хочешь, чтобы я вела сегодня с тобой новости — без прически, без костюма, вообще без подготовки? Ладно, будут тебе новости. Ты надолго забудешь, как ставить такие эксперименты.

За полчаса до выпуска у нас, как всегда, ничего не было готово, Верещагин орал не переставая, а надо было еще загримироваться. Я поняла, что чувствует человек, который бежит за поездом, пытаясь вскочить на подножку последнего вагона.

Сам этот эфир, первый в моей жизни, я почти не помню. Но когда все закончилось, коллеги устроили овацию.

— Молодец, так ему! — шепнул мне оператор, который терпеть не мог Верещагина.

— Спасибо, — ответила я, тоже шепотом.

— Летучка! — заорал Верещагин. — Нечего тут перешептываться!

Когда все собрались и затихли под тяжелым верещагинским взглядом, он вдруг обратился ко мне:

— Ну и как тебе выпуск?

— По-моему, хороший был выпуск, — сказала я с вызовом.

— По-моему, тоже, — вдруг сказал Верещагин мирным тоном. — Всем спасибо, до завтра.

Со следующей недели я официально стала ведущей вечерних новостей, в паре с Верещагиным.

Телекомпанию за это время несколько раз грозились закрыть, и мы всякий раз готовились к роли безработных, пусть и на время, но всякий раз нас передумывали закрывать. В какой-то момент мы вдруг поняли, что угрозы перешли в разряд привычных — и просто наплевали на них. Говорю же, еще в телецентре я поняла, что все службы новостей напоминают комнаты для медитаций: ничто так не способствует философскому настрою, как работа с непрерывным потоком событий.

К тому моменту, как я нашла дома «Верещагина», наш сытый и сверкающий огнями город снова гудел: уже несколько месяцев на площадях по выходным шли митинги, на окраинах ночью кто-то видел танки. Привычной жизни это пока не нарушало, люди ходили по магазинам, в кино, ездили в метро, на чем свет стоит кляли пробки на дорогах. Но было тревожно. Я снова вспоминала Профессора: «Просто жить — это не здесь, о нет». Мы в редакции готовились, составляли расписание на экстренный случай.

А у меня еще, как на грех, разболелось плечо. Сказать кому — поднимут на смех: подумаешь, плечо! Но попробуйте высидеть в кадре, когда вас будто раскаленной стрелой протыкают.

— Плечо? — переспросил меня Доктор, когда я пожаловалась ему дома на боль. — Ну-ка, давай посмотрим.

Он взял меня за руку, отвел ее в сторону, вверх, вниз, назад.

— Не больно? А так?

Это была странная боль. Если подумать, то и не в плече вовсе, а под лопаткой, как будто туда, смешно сказать, действительно угодила стрела и ее невозможно было вытащить, а всякое движение причиняло боль.

— Пройдет, — сказал Доктор. — Подождем.

Когда не прошло, он всерьез обеспокоился.

— Давай я тебя Денисову, что ли, покажу.

И он показывал меня Денисову, а потом еще кому-то, потом еще, и все говорили одно: ничего серьезного. Не просто серьезного, а вообще ничего!

— С вами всё в порядке, можете не волноваться, — говорил мне врач, польщенный тем, что к нему привели знаменитость (он же видел меня вчера в новостях).

— Спасибо, доктор, — говорила я, широко улыбаясь (надо же держать фасон), а выходя в коридор, начинала растирать плечо.

В тот день я сидела в нашей с Верещагиным комнате ведущих, его еще не было, я пришла раньше, после очередного бесполезного приема у очередного доктора. Стрела сидела под лопаткой и все так же причиняла боль при каждом движении.

Шеф-редактор принес анонсы на неделю. Обычно мы с Верещагиным просматривали их по очереди, через день. Сегодня была его очередь. Ладно уж, подумала я, все равно пришла, — и забрала анонсы себе. На первых трех страницах отметила самое интересное, четвертую мы вообще просматривали редко, Верещагин называл ее «культур-мультур» и плевался, когда я предлагала ему отправить съемочную группу на какую-нибудь премьеру. Но тут я зачем-то заглянула на эту самую четвертую страницу. И в разделе «Концерты» увидела: КОНЧЕРТО ГРОССО «Верещагин», первое исполнение. И фамилия Профессора. Большой зал. Знаменитый оркестр. Знаменитый дирижер.

Я сделала три длинных вдоха и три коротких выдоха, как перед тяжелым эфиром. Вчиталась: концерт будет через неделю. У меня как раз выходной, даже отпрашиваться не придется. Ну что ж, вот я и услышу Кончерто гроссо, услышу еще раз, но теперь уже от начала до конца. Я увижу Профессора…

— Пришла?

— Пришла.

— Дай обнять тебя. Дай взглянуть…

Что я скажу ему? Я ведь могла бы сказать что угодно: я хотела тебя увидеть, хотела услышать концерт, да я вообще здесь по работе, со съемочной группой, — и все это было бы правдой, но и враньем было бы тоже, а врать ему я не умела. Он и тогда видел меня насквозь, хоть и ворчал, что не понимает моих безумных поступков. Так что я сказала бы ему как есть: — Я хочу знать, что будет дальше. И еще — вот…