Вереск на камнях

— Нет, сегодня ты пойдёшь со мной в дом, сядешь у очага и поешь. Потом ляжешь спать. А с утра мы соберём людей и проверим всех.

— Своих-то хоть можно сегодня? — спросила я, едва сдерживая улыбку.

— Неуёмная, рудая, любая… — шепнул он, запустив пальцы мне в волосы. — Айда своих, но потом спать.

Я взяла его за руку и сказала тихо:

— Люблю тебя, мой князь.

— Да какой я теперь князь, ежели у меня больше и народа-то нет, — отмахнулся Ратмир.

— Князь, князь. Пока останется хоть один человек из твоего народа — ты будешь князем. А нет, станешь просто Ратмиром.

Мы пошли к дому — медленно, словно оттягивая момент истины. Мои пальцы ловили тепло ладони мужа, и я радовалась, что он останется со мной, а не закончит свои дни в подземной пещере. Радовалась, ощущая рядом его плечо. Сильный мой, любимый мой, любящий… Мой князь навсегда! Даже если мы останемся только вдвоём.

В доме нас встретил хор голосов, которые кричали все вместе, но почти одно и то же:

— Княгинюшка! Как же ты нас напугала!

— Руда, разве можно так беспечно?

— Травница, умалишённая ты баба!

— Милые мои, — растрогалась я, принимая в объятия сначала Забаву, потом Мыську с Отрадушкой на руках, а потом и Бера. Даже Голуба смахнула слезу с морщинистой щеки, ворча что-то о «княгинях, которые скачут по ямам», и из уст вредной поварихи это было самым настоящим признанием в любви. Муж Забавы, статный бородач-кузнец, подтащил к очагу табуретку, а Вранка, которую в последнее время не было ни видно, ни слышно, молча сунула мне прикрытую рушником плошку. Я открыла, понюхала томлёную репу и улыбнулась сама себе. Боже, хоть бы они все…

— Так.

Я встала, вернула Вранке плошку и решительно оглядела все семейство. С кого начать?

— Бабы, налево за занавесь, мужики, оставайтесь тут.

— Чтой-то снова за причуды? — насторожилась Забава. Я махнула на неё рукой:

— Иди без разговоров!

Качая головой и ворча, она послушалась. Мыська, Вранка и Голуба тоже смотрели на меня подозрительно, однако все собрались за занавеской у телеги, на которой спали Забава с мужем. Я кивнула ключнице:

— Рубаху развяжи.

— Да что глядеть-то собралась? — не выдержала Забава. Я рявкнула:

— Развязывай! Быстро!

Мыська округлила глаза, и они у неё стали огромными и полными страха. Я пихнула её локтем и сказала со смешком:

— Да не бойся ты.

Но смешок — это я хорохорилась. Боялась страшно, что сейчас увижу чёрную дыру… Поэтому вздохнула пару раз, словно набираясь смелости, и приложила ладони к груди Забавы — между её полных сисек. Вгляделась в контуры сердца и лёгких. Выдохнула:

— Живая, одевайся, иди.

И плюс одна. Мыська без вопросов распустила завязочки у ворота и даже зажмурилась. Вранка буркнула:

— Только попробуй меня тронуть.

— Я не только попробую, я трону, деточка, — кровожадно пообещала я. Мыськина душа оказалась на месте, и ещё один камень упал с моих плеч. Чисто для успокоения сердца я проверила и Отраду, но там всё было ясно с самого начала — если я живая, то она и подавно будет. Маленький Волех тоже прошёл проверку на ура. Голуба же отступила от меня, скрещивая пальцы:

— Не тронь, не тронь, ведьма!

— Дура ты, Голуба, — с досадой бросила я ей. — Иди сюда, или мужиков позвать, чтоб тебя держали?

— Что глядишь вовнутря, нешто я кувшин с-под сливок?! Не больная я, лечить меня не надо!

— Забава, помоги ей рубаху расстегнуть, — попросила ключницу. Та ступила к поварихе и недолго думая отвесила ей затрещину:

— Сказала княгиня, значит, сделай!

— От ты змеюка подлая, — с чувством ответила Голуба, рванув ворот рубахи. — Да чтоб я тебе ещё хоть раз твои любимые кокорушки завела! Да чтоб я тебе ещё раз творожка запекла!

— Пошевеливайся, рыба ты вялая, — прикрикнула Забава. Голуба обнажила сухие груди, и я, приложив ладонь к коже, с облегчением объявила:

— Живая, хоть и вялая.

Вранку уговаривать уже не пришлось. Она с опаской глянула на сердитую ключницу и безропотно показала мне свою душу.

Всё это было странно, но мои бабы оказались живыми.

С мужчинами я расправилась быстрее — они не задавали лишних вопросов, просто подчинились. Душа была у всех.

Но что мне с этим знанием делать?

— Что теперь-то, княгиня? — деловито спросил Могута-кузнец. А Бер тронул меня за руку:

— Травница, ты скажи нам, что таишь?

— Скажу. Потом скажу. А делать… Да ничего не делать. Жить дальше, — улыбнулась и спросила: — Где репа-то? Есть охота!

Май, 31 число

Посевы начали прорастать. Солнце реже скрывалось за тучами, и люди даже повеселели несмотря на то, что многие пропали в дыре большого дома. Многие — больше половины. Но я вела себя уверенно, Ратмир говорил всем, что Чернобог забирает к себе лучших, чтобы Велес дал им новую жизнь, поэтому народ постепенно привык к исчезновениям.

А я под шумок и под видом диспансеризации (которую я объяснила как проверку здоровья) выяснила, кто жив, а кто мёртв. Живых оказалось меньше десяти процентов от общего числа жителей. Пятнадцать человек, если считать меня и тех, кто жил в моём доме. Всех их я запомнила и следила за ними.