Вересковый рай

Киква улыбнулась, восхищаясь умом Ллевелина, поскольку эта идея была прекрасной во всех отношениях. Тесная увязка брака с важнейшим долгом Рианнон перед своим отцом и Гвинеддом давала дочери идеальный повод взять назад свой отказ от замужества. Это спасло бы ее гордость и осчастливило бы Саймона. Это было типично для Ллевелина и объясняло успехи его правления страной – уметь найти способы осчастливить своих подданных без ущерба для себя, пока они служили его целям. Перечитав письмо два раза, Киква уселась за станок, полная раздумий, как получше представить это дело Рианнон. Размышляя, она ловко работала – у нее оставалось не так много времени закончить этот кусок холста прежде, чем он может понадобиться.

* * *

Несколькими часами раньше, когда по долинам и взгорьям донеслась первая весть о приближении гостей, Рианнон поняла, что речь шла о Саймоне. Хотя за последние две недели уже трижды сообщалось о появлении каких-то людей и ей каждый раз казалось, что это Саймон, на этот раз она была уверена в этом. Она застыла на несколько секунд, борясь с желанием броситься ему навстречу. Она знала, что не очень удобно встретиться с ним на глазах у всех в зале или во дворе. Даже в саду за ними подглядывали бы слуги, перешептываясь по углам, что леди Рианнон наконец-то выбрала себе мужчину. Но это было бы лучше, чем встретить Саймона, окруженного его воинами, не имея возможности прикоснуться к нему или задать вопросы, которые она хотела задать.

Ее мать не смотрела на нее. Она начала готовиться к приему гостей, приказывая слугам, где поставить койку для Саймона и в какую конюшню поместить его лошадей, заказывая поварам несколько дополнительных блюд, чтобы придать обеду более праздничный вид. Ни по голосу, ни по выражению лица, ни по поведению Киквы не было заметно, что она вообще помнила о существовании дочери. Тем не менее Рианнон чувствовала, что мать одновременно забавлялась и сострадала ей. Она подавила в себе желание закричать. Кричать на Кикву бесполезно, она лишь покосилась бы с насмешкой или презрением в спокойных глазах.

В зал вошел Мэт, вертя хвостом из стороны в сторону. Он подошел к сидевшей Рианнон и, подняв голову, взглянул на нее. В его глазах не было сочувствия, и он не приносил утешения своим рокочущим мурлыканьем. Сдерживая желание пнуть ногой кота, который все-таки хотя бы не смеялся над ней, Рианнон со всей гордостью, на которую была способна, поднялась и сделала то, что от нее ожидали и Мэт, и Киква, и все остальные в зале.

– Если я нужна ему, – сказала она в пространство, – я буду на холме.

Саймону не нужно было спрашивать, о каком холме шла речь, и он полетел как на крыльях. Если бы Рианнон намеревалась спрятаться от него, она побежала бы в лес. Этот особенный холм был одним из ее любимых уголков, когда она хотела уединиться, уйти от домашней суеты и все-таки оставаться поблизости. Он располагался в полумиле от дома на крутом подъеме, где то ли оползень, то ли древняя выработка образовала чашеобразную впадину, лишенную деревьев и обращенную на юг. Эта впадина хорошо улавливала солнечный свет, так что с ранней весны до глубокого снега здесь было достаточно тепло, чтобы сидеть и читать или мечтать. Когда Саймон весной гостил в Ангарад-Холле, он всегда ходил туда пешком и сейчас даже не подумал о том, чтобы оседлать Имлладда. Однако в прошлый раз, когда он сидел на холме с Рианнон, на нем не было этой тяжелой кольчуги и плаща. Преодолевая последний подъем, он уже задыхался, но вид Рианнон, напряженно стоявшей в ожидании, придал ему новые силы, и он ускорил бег.

Рианнон тоже побежала. Они встретились с такой страстью, что, когда наконец обнялись, у обоих вырвалось совершенно неромантическое «уф-ф». Они крепко прижались друг к другу, улыбаясь.

– Ты цел, Саймон? – спросила Рианнон, когда к ней вернулся дар речи. – Ты цел и невредим?

– Ну, конечно. Зачем ты спрашиваешь? Ты же видишь, что я в добром здравии.

– А почему ты так тяжело дышишь?

– Если бы у меня было хоть чуть-чуть здравого смысла, я сказал бы, что это твоя красота заставляет меня задыхаться, но я неисправимо правдив. Должен признаться: это вызвано тем, что кольчуга не предназначена для лазания по горам.

– Правдив! – воскликнула Рианнон, весело рассмеявшись. – Ты чудовищный врун! Ты говоришь правду только тогда, когда это тебе выгодно.

– Это жуткая несправедливость, – пожаловался Саймон, сбрасывая плащ на землю и развязывая капюшон кольчуги.

– Ладно, – уступила Рианнон, отводя его руки и помогая ему развязать узел. – Может быть, ты говоришь правду и тогда, когда знаешь, что ложь легко будет разоблачить. – И прежде, чем он успел что-нибудь возразить, она спросила: – Может, вообще снять эту кольчугу?