Веретено

День все тянулся, долгий и бесконечный, а мы все ждали. Захру они не забрали, что, с одной стороны, приносило облегчение (мы не придумали, что делать, если нас разлучат), а с другой – мучило, потому что сидеть без дела было еще тяжелее. Арва собирала выбившиеся из платья Захры нитки, складывая их в свой рюкзак. Я и представить не мог, зачем она это делает, но ничего ей не говорил. Она занимала хотя бы сама себя, уже хорошо. Платье Захры все еще плохо подходило для дальних путешествий, но всю нашу сменную одежду забрали стражники, так что придется довольствоваться тем, что есть. В конце концов, это наименьшая из наших проблем, решил я, не позволяя себе сосредотачиваться на этом.

Вместо этого я размышлял про процесс прядения – от чесания шерсти, что считалось простейшим заданием в прядильном цехе, до аккуратного складирования некрашеной шерсти в ожидании соприкосновения с веретеном. Я вспоминал пальцы своей матери, умело набиравшие нужное количество шерсти и наматывавшие ее на веретено. Потом увидел собственные руки, осваивающие ремесло. Нити, поначалу получавшиеся узловатыми и неровными, со временем становились все ровнее, пока я не оставил веретено ради шеста и ножей.

Хотя это было похоже на прядение – во всяком случае, тут тоже был свой узор. В движениях по тренировочной площадке я находил такой же покой, как моя мать – в прядении. Тот покой, который, как она надеялась, и я однажды обрету в прядении. Теперь я отчасти обрел его. Мы или преуспеем, или умрем. Впрочем, можно было с уверенностью сказать, что моя мать представляла себе совсем не такую картину.

Мы старались хоть как-то размять мышцы, чтобы три дня сидения на одном месте не сказались на скорости нашего передвижения, и запоминали мельчайшие детали внешности друг друга, на случай, если в ближайшие дни потеряем кого-то.

Когда солнце приобрело густой оранжевый цвет и окрасило пустыню фиолетово-красными оттенками, мы замерли и стали напряженно прислушиваться. Солдаты готовили ужин – судя по запаху, жарили козлятину – без каких-либо приправ и прочих изысков. Те, кто не был на дежурстве, кормили лошадей или ждали ужина в своих палатках.

Рядом с нашей палаткой сидел только один стражник – тот, что вытаскивал Арву из пещеры. Он стоял, опершись на шест, и, судя по виду, ему явно было не по себе. Заступив на вахту, он оставил приоткрытой полость: с одной стороны, мы были благодарны, что в палатку поступал воздух, но с другой, так было сложнее притворяться безропотными пленниками.

– Что будем делать со стражником, если он останется тут, когда начнется шум? – выдохнул я на ухо Сауду. Он метнул взгляд на Арву – точнее, на ее сумку.

– Я об этом позабочусь, – как можно тише сказал он. – А ты уводи Захру.

Я кивнул, и мы стали ждать дальше. Козлятина дожарилась, нашему стражнику принесли кусок. Нас кормили в обед, так что больше ни на какую еду мы не рассчитывали. Стражник съел свою порцию, отвернувшись от нас, чтобы мы не смотрели, как он ест. Может, у него у самого была дочь, и он поэтому так стыдился того, что ему приходилось делать.

Вдруг из центральной части лагеря раздались крик и топот множества ног. Мы подскочили на ноги, все пятеро разом. Стражник рывком развернулся и посмотрел на нас, сжимая свой шест обеими руками. Сауд, держа в руках сумку Арвы, приготовился к броску, как вдруг стражник бросил свой шест на землю и поднял руки.

– Бегите, – сказал он, взглянув на меня. – Можешь ударить меня так, чтобы ранить, но не убить?

Задача была непростая. Его шест был тяжелее, чем я привык, так что я мог нечаянно нанести смертельный удар. Но я не колеблясь согласился.

– Да, – сказал я и подхватил оружие.

Он поцеловал ладони, протянул их в сторону Арвы с Захрой, а потом повернулся, чтобы я мог его ударить. Он рухнул на землю, а мы, перешагнув через него, пустились бежать.

Поначалу мы пытались перемещаться как можно более незаметно, но вскоре поняли, что в этом нет смысла, и решили сделать упор на скорость. Солдаты, даже те, кто задавал корм лошадям, побросали все дела, потому что палатка принца была охвачена огнем. Добротная крашеная материя ярко полыхала на фоне темнеющего пустынного неба, а никому из солдат не удавалось подобраться достаточно близко, чтобы хотя бы попытаться сбить пламя. Огибая лагерь, мы увидели, как из палатки вырвался вопящий от боли горящий человек. Для отца Сауда он был маловат ростом.

Мы увидели, как солдаты набросились на него, пытаясь удержать своего принца, пока он не поджег весь лагерь. Пламя уже перекидывалось на другие палатки. Лошади, почуяв дым, заволновались и начали рваться с привязи. Отец Сауда выиграл для нас время, и хорошо бы нам этим воспользоваться.