Веревочка. Лагерные хроники

– Слабину почувствует – сдаст. Только пусть он нас боится, козёл, больше, чем «кума».

В класс вошла молодая, высокая, симпатичная девушка с журналом в руке:

– А что никто на консультацию не пришёл?

– А я?

– Ой! Извините пожалуйста.

– Да, ладно сочтёмся – я вложил во фразу всё своё безразличие.

– Какая у вас фамилия… Я не нахожу вас в журнале?

– А вы допишите внизу, я теперь у вас буду первым учеником… по посещаемости консультаций. Вы очень похожи на свою маму.

Она вопросительно глянула на меня:

– Вы знаете мою маму?

– Ой? Така ж гарна жинка! Я, кстати, её должник, можете передать?

Я положил ей на стол томик Ахматовой.

Она взяла в руки книжку:

– Я читала Ахматову только у девочек в тетрадях, а где вы достали?

– В карты выиграл. Да нет, шучу, у одного жулика выпросил. А было бы здорово иметь такую тёщу как ваша мама.

Она выпрямилась, посмотрела на меня и надменно сказала, видимо вспомнив наказы взрослых.

– Несмотря на молодость, я хорошо разбираюсь в людях.

– Да я и не думаю, что ваша мама от меня в восторге, просто я всем потенциальным тёщам нравлюсь. Ну, какая же умная хохлушка не мечтает для дочери мужа-еврея, да еще такого симпатичного и доброго.

– Можно задать вам один вопрос?

– Сразу отвечаю, гражданин педагог! Авария, три года, остался год. Так что у вашей мамы всё впереди. А знаете, что? Верните мне книжку, зачем ей знать о нас.

– Что знать? – возмутилась она.

– То, что вы мне немножко нравитесь и пока терпите. Молчанье – золото.

Я забрал книгу и, не прощаясь ушёл, напевая: Нэсэ Галя воду, коромысло гнеться…

Когда я вышел из класса, школа была ещё почти пуста, но Коля сказал, что шнырь обратил внимание на наши манёвры. Дневальным был бывший полковник, работавший на оперчасть в открытую. Он вызывающе смотрел на нас, стоя у двери своей каптёрки.

– Ну как жизнь Павел Степанович – сказал я, проходя мимо.

– Да у меня-то неплохо – с намёком, нехорошо улыбнулся он.

Я, не останавливаясь, схватил его за грудки, втолкнул, не открывая дверей, в его комнату и грохнул головой о зеркало на противоположной стене. Зеркало разбилось, а шнырь стоял онемевший от неожиданности.

– Смотри, мусор, только заподозрю тебя в чём-нибудь, удавлю. Ты понял, гадёныш? И выяснять не буду. Уже живёшь лишнее, гнида туберкулёзная. А не успею, так пацаны кадык вырвут, и кум не спасёт.

Коля! А ну, выколи этому козлу один глаз карандашом, чтоб не смотрел, куда не надо.

Дневальный стал плакаться и убеждать, что он за меня родину продаст и всё прочее.

– Ну, хрен с тобой, фашист недодавленный, никуда ты не денешься. Тресни его, Коля, чтоб разговор помнил.

Я повернулся к двери, а Коля своим сухим кулаком ткнул его сильно в живот, отчего тот упал, корчась, на пол. Володя ещё зацепил сапогом по почкам.

С утра я подменял больного пилорамщика, когда вольный директор лесозавода позвал меня к себе в кабинет.

– Я смотрю, ты во все дырки лезешь, всё хочешь знать, никак на моё место метишь?

– Мне этого мало, я государством хочу управлять.

– Ну, давай, готовься, вот тебе новые справочники по лесопереработке, отметь мне нужные таблицы закладками. А вообще-то, я тебя с понедельника мастером хочу назначить по доске и таре.

Я изучал эти скучные справочники с таким интересом, как будто это были детективы, потому что уже решил стать лучшим специалистом лесного дела, так как понимал, что моя жизнь с лесом связана надолго. Каждый день я старался поработать на каком-нибудь станке, и жить интересами и заботами бригад, пытаясь понять то, чего руководство не способно понять в силу своей отрешённости от этих интересов.

Одну консультацию я пропустил, оставшись на бирже на вторую смену, а идя на следующую, которую ребята опять мне организовали, сунул дневальному школы целиком пятьдесят рублей – две его месячных чистых зарплаты.

Ольга Михайловна уже сидела в классе, и сразу на меня наехала:

– Ваше счастье, что вас не было в прошлый раз. Мама мне всё про вас рассказала. Зачем вы меня, как дурочку, обманули? Какая у вас авария? Там же просто тихий ужас. Я вас за приличного студента приняла, а вы бандит и обманщик, хотя маме нравитесь.

– Я же говорил, что всем потенциальным тёщам нравлюсь. И с чего это у вас с мамой обо мне разговор зашёл; где я и где мама: «Во городи бузына, а в Кыеви дядько».

Она засмеялась:

– Так ото ж и воно, причепылась ваша писня про Галю, я соби у кухни спиваю, а мама вдруг:– А ну признавайся, где эту песню слышала недавно. – Я и растерялась.

– А мама что?

– Мама верит, что я папе неприятностей не сделаю. А привет вам передала. Сказала, что вы там уже какой-то начальник.

– Вы знаете Оля, какой самый лучший способ врать? Это говорить почти всегда правду. Почти на сто процентов.

– А зачем вы мне это говорите?

– Ну, вдруг у нас появится тайна, о которой маме знать не нужно.

– Вы думаете я такая глупая, что до чего-то серьёзного у меня может дойти с вашим братом?