Veritas

Едва я вошел, как писк превратился в оглушительный крик. Там были клетки с птицами, которых я сразу узнал по шуму, поскольку сам ухаживал за подобными существами в Риме, в вольерах виллы Спада, в те счастливые годы, когда я еще находился на службе ватиканского кардинала, государственного секретаря Святого Престола. Виды птиц я знал хорошо, и у меня кольнуло сердце, когда я увидел, как Фрош содержит несчастных пернатых в Месте Без Имени. Вместо просторных вольеров, которыми я заведовал на вилле Спада, здесь были лишь узкие вонючие клетки, подходившие в лучшем случае для куриц или индюков. Дневной свет попадал в помещение только через дверь и несколько окон; будучи запертыми по дюжине в каждой клетке, они могли все умереть от удушья. Я увидел знакомых мне птиц, но были здесь и такие, которых я никогда не видел: роскошные райские птицы, попугаи различных видов, бакланы, похожие на летучих мышей, птицы, подобные бабочкам, с золотыми, джутовыми, шелковыми перьями. Один только передний двор, где жили пернатые певцы, заслуживал внимания и восхищения: то была большая конюшня, как объяснил мне Фрош, которую кто-то захотел украсить, поставив там высокие тосканские колонны. Верхние капители соединялись под потолком поперечными арками, перекрещивавшимися друг с другом, образуя тем самым ряд сводов, где тьма и свет встречались в искусственном споре высочайшей чистоты и искусной красы.

Эти крайне чувствительные существа (так же, как и сильные хищные птицы в неволе), должно быть, даже без сомнения, страдали в таких тесных домах. Фрош пояснил мне, что здесь изначально были конюшни Места Без Имени и после того, как вольеры разрушились, никто не позаботился о том, чтобы построить новые. Однако там, в конюшне, пернатые, по крайней мере, были защищены от зимнего холода, а благодаря двери, которую можно было плотно закрыть, и от нашествия куниц.

* * *

Фрош спросил меня, не хочу ли я осмотреть остальной замок, раз уж я здесь, но солнце было уже слишком низко, и я вспомнил, что мне придется идти домой пешком. Кроме того, мне очень хотелось вернуться к Клоридии, которая в этот час – если Симонис рассказал ей, что произошло, – по меньшей мере, должна была упасть в обморок.

Я поднялся по винтовой лестнице, быстро попрощался и пообещал вернуться завтра в первой половине дня.

Едва оказавшись на улице, я дал волю мыслям, которые с тех пор, как мы покинули Летающий корабль, томились в дальнем уголке моей головы.

Действительно ли этот странный ящик летал несколько лет назад? Конечно, в брошюре писали о совершенно фантастических подробностях, как, к примеру, о существовании лунных жителей. Хотя трудно поверить, что выдуманным было абсолютно все. Писатель мог безнаказанно кое-что придумать по поводу событий, происходивших в отдаленных местах (а все газетчики делают это с большой охотой!), но только не прибытие корабля в столицу империи, где газеты читают очень многие.

Было и кое-что еще. Фрош назвал эту штуку «кораблем дураков». Эти слова внезапно растворили пробку на сосуде моих воспоминаний.

Это было одиннадцать лет назад, в Риме, с аббатом Мелани. Заброшенная, как и Место Без Имени, вилла, имевшая причудливую форму корабля (и называвшаяся тоже «Корабль»), приютила удивительное существо: он появился перед нами, одетый, как монах, во все черное (в точности так, как штурман Летающего корабля), как бы паря над зубцами виллы. Он наигрывал португальскую мелодию, называемую folia, то есть «глупость», и читал стихи из поэмы под названием «Корабль дураков». Позднее мы узнали, что он вовсе не летал. Он был скрипачом и звали его Альбикастро. Однажды он ушел, собираясь наняться на военную службу. Больше я никогда о нем не слышал, хотя поначалу часто вспоминал о том человеке и спрашивал себя, что с ним стало.

Теперь же корабль в форме хищной птицы и его штурман, который, похоже, знал тайну полета, всколыхнули мою память. В сообщении «Виннерише Диариум», впрочем, шла речь о бразильском ученом, но кто знает…

17 часов, конец рабочего дня: закрываются мастерские и конторы Ремесленники, секретари, преподаватели языка, священники, подмастерья, лакеи и кучера ужинают (в то время как в Риме только приступают к полднику)

Вопреки своим опасениям, Клоридию я застал не в обмороке. Моя сладкая супруга уведомляла меня лежащей под дверью запиской, что ей пришлось остаться во дворце его светлости принца Евгения по службе. Это может означать только то, подумал я, что работа турецкого посольства исключительно сложна или, что более вероятно, османские солдаты из свиты аги требуют от моей Клоридии более или менее приличных услуг, например доставки вина.