Пока в душе моей толпились воспоминания о прошлом, Вена погрузилась в траур. Если бы Иосиф был еще жив, то в эту субботу ремесленники и купцы вместе со своими подмастерьями должны были бы читать сорокачасовую молитву. Однако теперь предстояло другое. Вместо того чтобы собраться на молитву, мы выстроимся в очередь, чтобы отдать последний долг его телу: набальзамированное лейб-брадобреями, наряженное для почетного караула, несчастное, поруганное тело его императорского величества лежало на главной сцене рыцарского зала резиденции. Сегодня вечером начнется почетный караул, впрочем, только для родственников из высших слоев знати, которые целую ночь и весь следующий день будут заходить по двое и прощаться с императором. С завтрашнего дня народ тоже сможет войти в рыцарский зал и нести почетный караул у одного из четырех установленных там алтарей до 20 апреля – дня, на который была назначена погребальная литургия.
Я наконец узнал, где Камилла. Каждый день между десятью и одиннадцатью, а также между восемнадцатью и девятнадцатью придворные музыканты должны были петь над телом императора пятидесятый псалом на латыни. Перед смертью Иосиф, до последнего момента сохранявший трезвый рассудок, повелел, чтобы дирижировала ими хормейстер.
Атто попросил Камиллу взять его с собой, и она только что зашла за ним. Аббат уже хотел попрощаться со мной, однако я стал отчаянно жестикулировать, выражая свой протест: как я мог не пойти попрощаться с императором, при смерти которого присутствовал? Я встал с постели, увернулся от заботливых рук Камиллы, надел свои лучшие одежды и, несмотря на предостережения, присоединился к ним.
Пока мы ждали на улице, чтобы Камилла подогнала карету (она не хотела, чтобы мы шли пешком), Атто опередил мой вопрос, который я хотел задать ему и который он, очевидно, прочел в моих глазах:
– Нет, я совершенно не рискую, приходя туда. План этих проклятых удался, император мертв. А после совершения государственного преступления убийцы и их заказчики обычно исчезают без следа. Некоторые уезжают, как Евгений, другие остаются, но прячутся, чтобы контролировать ситуацию, но в целом они придерживаются правила: два-четыре дня ничего не предпринимать. Они увидят, что мы несем почетный караул у гроба, но не станут вмешиваться. Они знают, что теперь мы ничего не можем сделать.
В освещенном множеством свечей рыцарском зале перед катафалком несли почетный караул стрелки лейб-гвардии и телохранители. Гроб стоял на возвышении, к которому вели три ступени, был украшен червленым золотом ручной работы, над ним красовался балдахин из черного бархата с шелковыми кисточками.
Его императорское величество выглядел безупречно. Тело лежало на том самом месте, где Иосиф много раз принимал посетителей и послов, где за свою короткую жизнь председательствовал на множестве собраний и церемоний. Одежда и плащ были из черного шелка, с кружевом такого же цвета; на голове – светло-рыжий парик и черная шляпа; шпага на боку и маленький герб с Золотым руном на шее. Гроб, в котором он лежал, был обит темно-красным бархатом и тоже украшен золотой вышивкой; голова покоилась на двух подушках. Бальзамировщики постарались на славу. Меня удивило отсутствие оспинок на лице – результат мумифицирования или же признак насильственной смерти?
Перед императором висело большое серебряное распятие, рядом стояла чаша со святой водой. Справа были выставлены императорские регалии: корона, скипетр и Золотое руно на позолоченной подушке; по левую руку – короны Венгрии и Богемии. Рядом, прикрытые черной тафтой, стояли серебряный котелок и кубок. Согласно обычаям дома Габсбургов в одном из них лежали сердце и язык Иосифа, во втором – мозг, глаза и внутренности. На двух обтянутых черным скамеечках для коленопреклонения сидели придворный капеллан и четверо босоногих августинцев, бормотавших полагающиеся молитвы.
А потом я снова увидел издалека их всех: кастрата Гаэтано Орсини (еще со следами синяков), Ландину, сопранистку и супругу игравшего на теорбе Франческо Конти, и остальных. Я не показывался – как я мог приветствовать их без голоса? Я наблюдал за ними: лица осунувшиеся, взгляды отсутствующие. Им приходилось прощаться со «Святым Алексием»; постановка в честь нунция была отменена. Что станет с ними – теперь, когда любимый всеми Иосиф мертв, теперь, когда их молодого покровителя нет в живых?
Оставит ли их его брат Карл, который прибудет из Барселоны, чтобы сесть на опустевший императорский трон, или выгонит всех?
К нам подошел Винсент Росси, обменялся с Камиллой жестами утешения, и пока хормейстер приступала к руководству певцами, он указал нам место в уголке, где мы могли пробыть до конца представления. Я знал пятидесятый псалом и мысленно повторял слова: