Veritas

– Мы не были при дворе. Франц в первую очередь хотел навестить человека, единственного из живых, кто мог бы кое-что рассказать ему о его предках, о двоюродном дедушке, тоже композиторе. При жизни он был очень известен, но рано умер. А потом времена так быстро изменились, что сегодня он всеми забыт. В Риме Франц не смог найти никого, кто еще помнил бы его. И только в Париже, наконец…

– Вы говорите о маэстро Луиджи Росси, не так ли? Он ваш предок? И встречались вы в Париже с Атто Мелани? Значит, вы познакомились с аббатом? – обрушил я на нее поток взволнованных вопросов, на которые уже давно знал ответ.

И как раз в этот самый миг нас прервали, поскольку навстречу нам вышла группа представительных молодых людей.

Я должен был догадаться с самого начала, сказал я себе, обходя небольшую толпу: Камилла встречалась с Атто. Иначе и быть не могло. Поэтому аббат и послал нас именно в Химмельпфорте. В Париже Камилла познакомилась с ним, а затем поддерживала связь. Благодаря этому знакомству у него, хотя между Францией и империей шла война, оказались надежные люди во вражеской столице. Разве Атто не писал письма хормейстеру, в котором явно поручал нас ей, как она сама сказала нам после прибытия? И это еще не все: Франц, покойный супруг Камиллы, был внучатым племянником Луиджи Росси.

Тем временем молодые люди устремились во двор дома: они направлялись на богослужение, одну из тех благочестивых встреч для молитвы статуям святых или покровителей, которые проходили в Вене повсюду после захода солнца. Люди пели, перебирали четки, читали литании и слушали проповедь. Все это заканчивалось обильным ужином из колбасы и куска хлеба, запивалось вином. Под конец парочки удалялись в укромные места, чтобы им никто не смог помешать.

– Когда вы видели Мелани? – спросили мы с Клоридией в один голос, желая услышать хоть что-нибудь о своем благодетеле.

– Это было одиннадцать лет назад, в 1700 году. Почтенный аббат принял нас как отец, даже сердечнее, он относился к нам во время нашего пребывания в Париже с неповторимой добротой и щедростью. Его благородство и любезность очень тронули меня. Когда мы рассказали ему свою историю, он проявил такую чуткость, что полностью покорил меня. Я не знаю никого, кто был бы подобен аббату Мелани в его душевном благородстве!

Камилла воспевала хвалу Атто. Тем лучше для нее, сказал я себе, что она познакомилась с аббатом только с самой его лучшей стороны…

– Мелани рассказал нам, что только что вернулся из Рима, где участвовал в свадьбе племянника кардинала Спады, государственного секретаря. Он хотел остаться на конклав, однако рана на руке заставила его вернуться в Париж.

Мы с Клоридией на ходу переглянулись, не сказав при этом ни слова. Мы слишком хорошо знали эту историю, поскольку участвовали в ней вместе с Атто, точнее сказать, страдали. Он был ранен в руку ножом, это верно, но совершенно иная причина заставила его бежать из Рима! Однако мы промолчали. Мы вовсе не собирались открывать Камилле не столь прекрасное лицо того, кто не однажды обманул и использовал нас, а теперь стал нашим благодетелем.

– Итак, аббат рассказал нам о своем учителе Луиджи Росси, предке Франца.

Мелани с волнующей точностью описал им с Францем образ синьора Луиджи. Несколько раз на глаза Атто грозили навернуться слезы, и только внимание Камиллы, молодой прелестной дамы, удерживало его от этого. Он рассказал о славе, которую заслужил Луиджи Росси много лет назад, в Риме, на службе у Барбарини, затем о его успехах при дворе короля Франции. Он поведал о том, как известная кантата Росси по поводу смерти короля Густава Адольфа Шведского вызвала восхищение во всей Европе и как его «Орфей», где арии впервые были длиннее речитативов, навсегда изменил лицо оперы. Луиджи Росси был приветливым, вежливым человеком, с острым умом, с его пера стекала вечно свежая поэзия, вдохновляя музыку; а в Риме и Париже ему аплодировали так, как ни одному итальянскому музыканту прежде.

Атто, продолжала хормейстер, вновь пережил вместе с ними не только успехи Росси и моменты радости, но и горе, случившееся полстолетия назад. Он рассказал о том, как известие о болезни юной Констанцы, прекрасной супруги его синьора Луиджи и арфистки Барбарини, пришло как раз тогда, когда оба мужчины находились во Франции и состояли на службе у кардинала Мазарини. Не помогло и поспешное путешествие обратно в Рим, когда Росси написал эти исключительно благородные строки: «Speranza, al tuopallore / so che non speripiù, / eppur non lasci tu/ di lusingarmi il core»¹.

Еще в пути настигло его известие о смерти жены, и случилось это, когда он написал элегическую пассакалью «Poi che manco la speranza».[20]

– Несчастье, которое свело в могилу его самого, – печально заключила хормейстер.

Еще она добавила, что Атто даже показал ей написанные собственной рукой табулатуры арий своего маэстро.