Верхний ярус

Ричард Пауэрс Верхний ярус

Посвящается Аиде

~~~

Величайшей радостью, которой способствуют поля и леса, является предположение о сокровенной связи между человеком и растительным миром. Я не одинок, я признан. Они кивают мне, а я — им. Ветви, качающиеся под натиском бури, новы для меня и одновременно стары. Они удивляют, но все же известны мне. Их воздействие сходно с высшей мыслью или лучшим чувством, что посещает меня, когда я полагаю, что мысль моя справедлива, а деяния правильны.

Ральф Уолдо Эмерсон[1]

Земля может быть живая: не в том смысле, в каком ее видели древние — как богиню, обладающую разумом, целеполаганием и предвидением, — но живая, как дерево. Дерево, что тихо существует, не двигается, если не считать покачивания на ветру, но ведет бесконечную беседу с солнечными лучами и почвой. Использует свет, воду и питательные минералы, чтобы расти и меняться. Но все это происходит настолько незаметно, что для меня старый дуб на поле совершенно не изменился с самого моего детства.

Джеймс Лавлок[2]

Дерево… он наблюдает за вами. Вы смотрите на дерево, а он вас слушает. У него нет пальцев, он не умеет говорить. Но этот лист… он гонит воздух, растет, растет в темноте. Когда вы спите, вам что-то снится. С деревьями и травой также.

Билл Нейджи[3]

КОРНИ

В начале не было ничего. Потом было все.

В парке над западным городом, ближе к ночи, воздух сыпет посланиями, будто каплями дождя. На земле сидит женщина, прислонившись к сосне. Кора врезается ей в спину, жестко, как жизнь. Древесный запах разливается вокруг, а в сердце ствола рокочет сила. Уши женщины настроены на малейшие колебания. А дерево говорит словами, что были раньше слов.

Оно говорит: Солнце и вода — вопросы, всегда стоящие ответов.

Оно говорит: Хороший ответ надо раз за разом изобретать с нуля.

Оно говорит: Каждую крупицу земли надо хватать по-новому. Ветвь вьется так, как не способен изобразить ни один карандаш. Можно путешествовать всюду, просто оставаясь на месте.

И женщина странствует именно так. Сигналы сыплются вокруг нее, подобно семенам.

Разговор сегодня идет отвлеченный. Изгибы ольхи ведут речь о давно прошедших катастрофах. Бледные свечки каштановых цветов отрясают пыльцу; скоро они превратятся в шипастые плоды. Тополи повторяют сплетни ветров. Хурма и орех выставляют свои подарки, а рябины — кроваво-красные гроздья. Древние дубы машут предсказаниями будущей погоды. Несколько сотен видов боярышника смеются над одним именем, которое вынуждены делить. Лавры настаивают, что даже смерть — ничто и не стоит терять из-за нее сон.