Верхний мир

Первой на глаза мне попалась потертая коричневая тетрадь. В жизни ничего подобного не видела, ни в одном канцелярском магазине. Она же наверняка старше, чем сам доктор Эссо. Один угол обуглен до черноты, второй расслоился от времени; буквы на обложке так расплылись, что и не разберешь.

– Блейз Аденон? – пробормотала я.

Та же фамилия, что и у доктора.

Хорошо еще, что шаги я услышу заранее – прежде, чем он войдет. Но все равно, чем возиться с дневником, можно потратить время с большей пользой.

Дальше шел бумажник. А в основном отделении – хрустящая пачка банкнот.

Я вытащила на свет двадцатку… – и уставилась на нее. Фиолетовый король Георг в ответ уставился на меня. Смотрел, можно сказать, прямо в душу и обрекал на муки вечные. Это не ты, Риа, как бы говорило мне его величество, королевски качая головой. И ведь оно было право, черт его дери.

Нет, я так не могу. Отказать. Какие бы там последствия ни повлекло за собой опоздание, будем жевать этот кактус.

Это просто тусовка, сказала я себе, засовывая купюру обратно в бумажник. Еще одна удобная ложь, в которую я заставила себя поверить.

За дверью заскрипели по полу подошвы кроссовок. Еще секунда и…

Пальцы мои уже держались за молнию: дернуть вверх, отпрыгнуть, плюхнуться на стул…

Но тут я увидела ее.

Фотографию, поцарапанную, в боковом кармашке. Четыре ребенка за обеденным столом. Один – доктор Эссо, но потощее и посвежее лицом. Справа – девочка того же примерно возраста.

Девочка, которую я знала – потому что на дне ящика дома у меня лежала ее фотография.

– Спасибо за терпение, – изрек доктор Эссо, открывая дверь и шагая к своему стулу.

Примерно через две миллисекунды после того, как я застегнула сумку.

Какого дьявола, чуть не заорала я! Какой тут вести себя нормально, когда у тебя на сетчатке выжжено только что увиденное! Я так вцепилась в ручку, что та сломалась пополам, а доктор Эссо как ни в чем не бывало продолжил с того же места, где прервался.

– Самое паршивое, что парень, дотумкавший, что свет – это электромагнитная волна, сделал это тем же способом, что и мы – путем нехитрой математики. А потом ему пришлось ждать двадцать лет, пока кто-нибудь не проведет эксперимент, доказывающий, что он всю дорогу был прав. Можешь себе представить, как дико он себя чувствовал?

О, я могла. Я сама себя сейчас чувствовала крайне дико. Этот чувак знал мою мать! Настолько хорошо, чтобы таскать ее фото с собой. Руки мои под столом ходуном ходили, а на полу им вторили лодыжки – встань я сейчас, ноги бы подкосились.

– Я так понимаю, тебе идти пора, – сказал он, секунду помолчав. – Поскольку это я виноват, что мы позже начали, я вызову тебе такси, чтобы ты успела куда там тебе надо вовремя.

Да уж, мне точно было пора. Я даже про тусовку больше не думала – главное, выбраться из этой комнаты и уже как-то взять себя в руки.

Я всю свою жизнь гадала, кто моя родная мать, и выцветший поляроид под спортивными лифчиками в шкафу был единственным доступным ответом. Как бы часто она мне ни снилась, в реальном мире мать существовала только в виде отпечатка три на три на давно опавшем с дерева времени одиноком листке. Помню, я сижу на стульчике цвета истошно-розовой жвачки и гляжу снизу вверх на первую опекуншу, какую вообще помню.

– Где моя мама? – спрашиваю я, и сразу же: – Куда она ушла?

Десять лет спустя в этой клаустрофобической комнатенке вопросы никуда не делись. Те же самые вопросы. Только ответ сейчас сидел напротив меня в спортивном костюме.

Я оглушенно таращилась на него, изучая плывущие перед глазами контуры лица и думая, кто же он, к чертям, такой. С самого начала ведь знала, что с ним что-то не так, – но чтобы настолько?! И ведь даже неясно, откуда, когда, как он вообще добыл фото моей матери, Надьи Блэк.

– Да, – сказала я наконец, тяжело проглатывая что у меня там было в горле. – Насчет такси поймаю вас на слове.

Глава 5 Эссо. Сейчас

Пятница (сегодня)

Проснувшись в то роковое утро, я первым делом вспомнил про разборку с матерью вчерашним вечером. Чувствовал себя полным говном. Все не мог развидеть, как она стоит там, в дверях, тащит сигарету из пачки, а подол ночнушки треплет сквозняк. И какая была хрупкая, слабая, когда я потопал к себе – целая изможденная жизнь в этих глазах с набрякшими мешками. Учитывая весь этот бардак с Ди и Резней, неизвестно, успеем ли мы помириться и как… если вообще успеем. И от свирепой окончательности этого «если» у меня мороз по хребту пополз.

И как будто всего этого еще мало, сегодня была пятница – день «Фиш-энд-чипс-плюс-фильм»! Мое же собственное семилетнее «я» уничтожающе на меня пыхтело за этот дебильный таглайн. В восемь вечера нас с ма ждали два часа времени «только для себя».

Ага. Сегодня все два часа мы будем молча жевать и не смотреть друг другу в глаза на тесном диванчике в большой комнате – вместо того, чтобы весело ржать и орать в телик:

– Блин, бегите, идиоты!