Верхний мир

Я сел в кровати, и тощая тетрадка на одеяле мигом пробудила ночное воспоминание: ма тихо входит и кладет ее туда. А от имени, написанного фломастером на обложке, я как штырь проглотил.

Блейз М. Аденон

Полное имя с фамилией – моего отца.

Почему она отдала мне ее сейчас – именно сейчас? Из-за тех грубостей, что я ей вчера наговорил, или еще из-за чего? Если это и правда его тетрадь, значит, она ее от меня прятала всю мою жизнь. Но на самом деле мне сейчас было глубоко наплевать. Сейчас я ей был даже благодарен. Кроме вот этой вот тетрадки от него осталась только пачка налоговых бланков (в комнате у ма) да один непарный носок (в моей).

Но вот эта фамилия – Аденон – печатными буквами на обложке вынесла меня вообще к чертям собачьим. Это же не просто какое-то там его имя – оно наше! Такая дверь в прошлое. Мои корни, можно сказать – черным по белому. Человек, ответственный за вторую половину моей ДНК, сидел сейчас запросто у меня на одеяле. На расстоянии вытянутой руки. Мой шанс узнать, кто он был такой… возможно, даже кто я мог бы быть такой.

Я жадно протянул к нему руку. Какая-то часть меня была совершенно уверена, что после первой же страницы у нас возникнет этакая магическая связь. Ну, не догоню, так хоть согреюсь. И от первых же слов на бумаге эти надежды затрубили в трубы.

К Эссо

Когда-то давным-давно в одной пещере жили узники…

Дальше все с каждой строкой становилось все чудесатее. «Трепещущие тени на стене», какой-то «Верхний мир»… какого-то Сократа кто-то казнил…

Никогда за всю жизнь мне не было от слов сначала так хорошо, а потом сразу же так хреново. В следующих нескольких письмах (все адресованы мне) речь шла о чем угодно, от путешествий во времени до атомных бомб и всяких измерений, увидать которые можно только с помощью математики. Половина напоминала ту шнягу про Пифагора у Пёрди на уроке в понедельник – только еще заумнее. Такую шнягу уж скорее ждешь найти в сай-фай-книжках, типа тех, что Надья глотала стопками на выходных.

«Разочарование» – это еще слабо сказано, если вы спросите, что я почувствовал. «На ушах» – уже ближе, но все равно недолет. Самый очевидный вердикт – что я только что ознакомился с бредом трехсоверенового психа, который сейчас, будь он все еще жив, наверняка проповедовал бы в матюгальник про конец света где-нибудь на Трафальгарской площади. И, главное, все это так серьезно, будто он и впрямь верил в то, что писал. Видать, па был реально не в ладах с головой, потому-то ма от меня все и скрывала. То, что она сказала мне вчера, – мол, что не хочет, чтобы я в него превращался, – до сих пор жгло, как чили-перец на разбитой губе. И сейчас вся эта скрытность злила меня лишь сильнее, да.

Нет, сейчас это реально слишком, решил я. Проблема папы будет ждать до вечера. Чтобы вылететь из дому вовремя, надо было посрать, помыться, почистить зубы и сожрать хлопья примерно одновременно. Смиримся, что отец, возможно, был стукнутый, и подумаем лучше, что день грядущий нам готовит.

Прежде чем выскочить из комнаты, я сунул тетрадь под подушку.

Утро на лестнице пахло холодом и африканским рисом в томате – видимо, из квартиры внизу, где жили чуваки из Ганы. Рис был на той стадии готовки, когда каждое промокшее в помидорах зернышко на дне кастрюли уже начинает обугливаться. Забив на завтрак, я подумал, что надо бы пришить того счастливчика, который сейчас будет все это оттудова отскребать, но тут три подряд СМС от Надьи резко поставили нечеловеколюбивые планы на паузу.

Надья:

Йо Э. Слыхала какое-то дикое говно насчет тебя и брата Ди.

Надья:

Ты там вообще в порядке? Какого хрена ты мне ничего не сказал?

Надья:

Напиши что как, а? xxxx

Непонятно, с какого это она так пристально меня мониторит? Вообще трогательно, да. Большой палец завис над экраном в ожидании годных слов. Я подождал. Потом еще подождал. Потом забил на это.