Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла

Во многих командировках в KSC я пытался вписать в график такую экскурсию, но загрузка не позволяла это сделать. Теперь был благоприятный момент. Мой мозг вопил: «Не сделай какую-нибудь глупость! Беги отсюда!»

– Конечно, Тарзан, – ответила она.

В полетных костюмах было слишком жарко, и мы сменили их на спортивную форму NASA. Я схватил телефонный справочник NASA, в котором была и карта, и прыгнул в машину, позволив Джуди вести, а сам взял на себя роль штурмана. Самые первые пусковые площадки сохранялись как часть Космического и ракетного музея ВВС США. Центральной частью музея был бетонный бункер, или блокгауз, служивший центром управления при запуске первого американского спутника в 1958 году. Его дополняла наружная экспозиция из пары дюжин разных ракет. Окрашенная в оранжевый цвет решетчатая ферма стартового комплекса № 26 высилась всего в 120 метрах восточнее блокгауза{21}.

Полдень давно миновал, экскурсии закончились, и музей был так же пуст, как и гостиница. Джуди посмотрела на выставку ракет.

– Сколько из них ты сможешь назвать?

Я быстро оглядел их.

– Все.

– Брось, Тарзан. Ставлю шесть банок пива, что ты не сможешь идентифицировать все.

– Джуди, я живу и дышу ракетами с 12 лет. Фото этих штуковин покрывали стены в моей комнате. Ты вызываешь на спор ракетного маньяка. Ты проиграешь.

Ее улыбка означала: «Ну нет!»

Джуди устремилась вперед, чтобы прочесть табличку:

– Что это?

– «Навахо». Первая в мире сверхзвуковая крылатая ракета. Дальность 1500 миль.

– Попал. – Она подошла к следующему экспонату: – А это?

– «Бомарк». Противовоздушная ракета с пульсирующим воздушно-реактивным двигателем.

Кажется, она начала верить в то, что моя способность опознавать ракеты не слишком преувеличена.

– Эта?

– Запросто. «Файербёрд», одна из первых зенитных ракет… Кстати, я предпочитаю пиво Moosehead.

– Ты еще не выиграл.

Но я выиграл. После правильных ответов на еще несколько вопросов Джуди капитулировала, стоя перед ракетой «Скайболт».

– Тарзан, ты в детстве делал еще что-то, кроме запоминания ракет, например ходил на рок-концерты или на танцы?

– В моем выпускном альбоме была ровно одна запись. Такого ответа достаточно?

Она рассмеялась:

– Пожалуй, да.

Я опасался, что офицер охраны может прийти в любой момент, чтобы закрыть блокгауз, и предложил быстренько осмотреть его. Для меня переступить этот порог было очень волнующе. Я никогда не был в этом месте, но был связан с ним. Ребенком в Альбукерке я видел по телевизору это здание и башню обслуживания позади него, когда самые первые спутники и первые обезьяны-астронавты, Эйбл и Бейкер{22}, поднимались на столбах огня в небо. Вернер фон Браун{23} стоял здесь, где сейчас стою я, и руководил первыми шагами Америки в космической гонке. Я прикоснулся к безжизненному пульту управления и почувствовал еще большую близость к нему и к истории, которую написали он и его команда. Мои пальцы касались установленного в бункере перископа и архаических ламп, переключателей и осциллоскопов. «Боже, – подумал я, – все бы отдал, чтобы вернуться в тот день, 31 января 1958 года, и стоять на этом самом месте, когда отсчитывались последние секунды перед стартом „Эксплорера-1“».

– Осторожнее, Тарзан. Ты так запустишь одну из этих ракет.

Джуди прервала мои грезы. Ее очевидное безразличие к истории этого места заставило задать вопрос, который крутился у меня в голове с того самого момента, когда мы стояли на сцене на церемонии представления членов TFNG.

– Джей-Ар, когда ты впервые захотела стать астронавтом?

– В 1977-м, когда прочла объявление на доске объявлений компании.

Этого я и ожидал. Я уже несколько раз слышал ответы наших женщин на подобный вопрос в различных интервью. Другой ответ дала только Шеннон Люсид. У нее была копия письма, которое она написала в 1960 году в журнал Time, возмущаясь тем, что NASA набирает в отряд астронавтов только мужчин. Она мечтала о космическом полете еще ребенком, как и я. Лишь недавно я достаточно созрел, чтобы хотя бы отчасти простить Джуди, Салли и остальным то, что желание стать астронавтом не было у них мечтой всей жизни. А если бы я вырос в обществе, которое говорило мне, что я никогда не смогу стать астронавтом из-за моего пола или цвета кожи, могла ли эта мысль вообще укорениться в моей душе? Вероятно, нет. Но тогда, сказал я себе, какое право я имею осуждать эту женщину за то, что она не мечтала об этом с детских лет? Никакого. Джуди и остальные женщины научили меня понимать суть и последствия дискриминации.

Мы вернулись к машине, и Джуди снова села за руль.

– Поехали в Бич-Хаус[105], – предложила она. – Я куплю там тебе пиво.