Когда мы упоминали о том, что с удовольствием совершаем в Корее буддийское паломничество, в ответ часто звучало: «Но мы христиане». Повсюду виднелись импровизированные церкви и кресты. По-видимому, местный буддизм стал настолько косным, монастырским, ритуальным и далеким от жизни, что люди, готовые делиться психологическим избытком, не могли оставаться в его рамках. Теперь они искали истину в учении белых победителей. Здесь, как и в Японии, где тоже сплошь и рядом возникали христианские общины, буддизм превратился в жесткую, требовательную систему, элитарную и ориентированную на мужчин. Христианство, в свою очередь, представляло угнетенную женскую сторону, позволяло людям проявлять слабость, что они и делают большую часть времени, и дарило прощение, после которого начинаешь жизнь заново, стряхнув тяжелое бремя прошлого. Наша изначальная природа Будды далеко не так очевидна, если тебе приходится работать по двадцать часов в день и кормить дюжину детей, если ты необразован и угнетен.
Наша изначальная природа Будды далеко не так очевидна, если тебе приходится работать по двадцать часов в день и кормить дюжину детей, если ты необразован и угнетен.
На уличных рынках мы покупали дешевые, но добротные товары, в основном сумки через плечо, для друзей, оставшихся дома. Можно было выбирать, какой из поддельных дизайнерских лейблов нанести на товар, и мы заказали «Hang Ten». Тяжелые кожаные куртки достались нам всего по несколько долларов за штуку. Отопление в отелях осуществлялось через воздуховоды в полу – по ночам согревалась только та сторона тела, что обращена вниз. Еда была зачастую грубой и острой, но завтрак в виде соевого супа, который продавали на улицах, стал настоящим открытием. Там же нам встретились и главные персонажи гостиничных драм – люди, которые почему-то по ночам колотили в двери и кричали.
Джамгён Конгтрул Ринпоче находился уже на Тайване, и было очень приятно прямо из самолета прийти к нему на посвящение. У него тоже нашлось что рассказать, и за обедом, когда мы поделились с ним новостями о нашем развитии по всему миру, он от имени Румтека поблагодарил нас за то, что мы так быстро разобрались с недавними политическими проблемами.
Однако местные китайцы встретили меня далеко не так сердечно. Некоторые пытались улизнуть. Люди, которые ранее настойчиво обещали сотрудничать и давать хорошие возможности другим, сами начали разыгрывать из себя гуру. Это внесло в группы болезненный раскол. Плохо образованные, суеверные и воспринимающие все слишком личностно из-за неуверенности в себе, они скорее вредили своим приверженцам, чем помогали. Конечно, при виде меня они не обрадовались. Только Кунга Ани и Гуру Хань сохранили стиль. Гуру Хань лежал в больнице с переломом бедра и с невозмутимым спокойствием китайской мумии позволял себя брить. Но и ему было что переваривать: когда он попал в аварию, половина учеников сразу от него ушла. Им нужен был учитель, у которого больше «ци».
В общем, Тайвань вызывал чувство неловкости, и я решил впредь не вкладывать туда столько энергии. Сочувствие и преданность являются неотъемлемой частью Алмазного пути, а нарушенные связи блокируют всякое развитие. Имея так мало времени, следует проводить его с теми, кто хочет учиться для блага всех, – с учениками и друзьями из западного мира.
Сочувствие и преданность являются неотъемлемой частью Алмазного пути, а нарушенные связи блокируют всякое развитие.
В Гонконге наша работа тоже заключалась в том, чтобы удержать людей вместе. Индивидуальные беседы были там важнее, чем лекции, а это не очень хороший знак. Когда нас приглашали пообедать, несколько раз приходилось менять ресторан. Огромные аквариумы с красочными рыбами стояли там не для украшения. Предполагалось, что ты выберешь ту, что тебе приглянулась, и она немедленно окажется у тебя на столе. Это было не так плохо, как позже собаки и крысы в материковом Китае, но для нас все же чересчур. К счастью, поблизости всегда находились кафе, предлагавшие говядину или тофу, и наши хозяева, не жалуясь, шли за нами.
Бангкок, последняя остановка перед Индией, был шумен и суетлив. Мы осмотрели важнейшие храмы и с удивлением заметили, как в голосах гидов внезапно начинала звучать глубочайшая религиозность, когда они заводили речь о том, сколько золота и драгоценных камней содержится в статуях. Безусловно, буддийское Учение благоприятно сказалось на этой стране, но той глубокой преданности, какую демонстрировали наши тибетцы, мы там не увидели.