Лама-йогин пришел, чтобы отвести нас на экскурсию; он отлично знал окрестности. Тропинка вела на открытый хребет, освещенный фантастическим светом сквозь причудливые облака, и затем огибала армейский КПП. Здесь мы отметились как Утенок Дональд, Иосиф Сталин и другие знаменитости. Один эрудированный офицер на лошади оказался весьма надоедливым. К радости его сослуживцев, он встал перед нами и заявил, что, как жители более обеспеченных стран, мы обязаны посылать больше денег бедным народам. Их лица вытянулись, когда я в ответ предложил им ограничить рождаемость. Пока здесь появляется столько детей, сегодняшняя материальная помощь принесет еще больше голодных смертей завтра. Естественно, они никогда не смотрели на вещи под таким широким углом.
Пока здесь появляется столько детей, сегодняшняя материальная помощь принесет еще больше голодных смертей завтра.
За пропускным пунктом было видно высокий перевал к области Мананг и треугольник «горящих вод», поросший буйной зеленью. Храмы стоят в тополиной роще перед крутым подъемом. Некоторые из нас, неутомимые любители восхождений, уже взбирались туда днем раньше, но сейчас с нами был специалист. Лама рассказал нам, как гуркхские чиновники-индуисты силой заставили буддистов снести старинные «стены Мани». Такие стены есть везде в высоких Гималаях и состоят из камней с высеченными мантрами. Потом власти запретили отстраивать разваливающиеся здания. Болезненнее всего воспринималось большое кукушкино яйцо, которое они подкинули прямо в буддийское гнездо: совершенно неуместный здесь индуистский храм в стиле, заимствованном в Катманду.
Однако самый важный символ Муктинатха – источник горючего газа, проникающего сквозь камни, землю и воду, – оставался в руках буддистов. Он расположен под алтарем в древнем храме, посвященном Бодхисаттве Любящие Глаза, справа от входа. «Зеркало кармы», место высоко в скалах, меняет свой облик в зависимости от того, что за человек на него смотрит: оно то мутнеет, то светится. Нас оно приветствовало ярким сиянием. Есть там и уголок, где слышно бормотание духов земли. Только храм, выстроенный в честь Гуру Ринпоче, был новым. Некоторое время назад он рухнул во время грозы. Крыша и верхний этаж симметрично осели вокруг трех главных статуй, не коснувшись их. Это впечатлило даже управляющих индусов: они дали разрешение на восстановление храма, чтобы защитить статуи, оказавшиеся такими святыми.
Следующий день стал днем спорта – для тех, кто соображал быстро и не очень. Первые поднялись с рассветом, собрали снаряжение и не спеша направились к перевалу. Другие, включая Томека и меня, лишь к полудню обнаружили, что у нас есть немного свободного времени. Мы обрадовались и решили пробежаться до того же перевала, который, между прочим, достигал в высоту пяти с половиной километров. Мы получили уникальный шанс выяснить, удалось ли нам сохранить хорошую форму. Днем такая возможность выдается редко. В маленькой чайной на крутом склоне я обучил женщину медитации на Шестнадцатого Кармапу, и затем мы рванули дальше. Иногда мы падали от изнеможения, но, как только дыхание восстанавливалось, снова бежали, пока на пятикилометровой высоте перед нами не выросли отвесные ледяные стены. Точно не зная, когда стемнеет, мы в таком же ритме двинулись вниз. Дама из чайной никогда раньше ничего подобного не видела. Когда Томек пробежал мимо нее неровной трусцой, она потрясенно воскликнула: «Эй, сначала вы пришли сюда все вместе. Потом вы побежали на гору. Потом несколько человек бежало вниз. А теперь вы все опять тут как тут!» Что касается наших хорошо экипированных друзей, то они вернулись через полчаса, почти не вспотев. Они тоже чудесно провели время.
Под вечер следующего дня мы вернулись в Джомсом, столицу Мустанга. Здесь мы собирались остановиться в семье главного секретаря Лопёна Цечу. Хотя он был буддистом, его звали Кришна, как индуистского бога. В малограмотных и культурно неоднородных районах Гималаев это не редкость.
Под вечер следующего дня мы вернулись в Джомсом, столицу Мустанга.