Верхом за Россию

— И это сыграло решающую роль! — прервал его всадник на вороном коне. — Назовите это неудачей или провидением: он начал свою работу на правом фланге, при единственной армии, находившейся в несколько опасном положении, он прибыл туда как раз в момент ее кризиса, никогда еще не испытав боя, впервые увидел мертвых и раненых, и приказал отвести назад не только одну эту армию, а после этого еще все остальные четыре, несмотря на их успехи, всегда от имени и с полномочиями заболевшего Мольтке. Скрипя зубами, они выполнили его приказ. Ничто, никакие позднейшие усилия так и не вернули то, что было утрачено тогда.

— Отдельная армия попала в бедственное положение, — вмешался скачущий в середине, — и все войско отступило. Тем самым был упущен шанс для быстрого решения на этом фронте. Для нас это подполковник, который проиграл Марну, для французов это Галлиени, их генерал, который там победил. У судьбы всегда есть две стороны. Для нас это было мужество силезских рыцарей, которое спасло запад в 1241 году при Легнице, для монголов сообщение о внезапной смерти их Великого хана, а Легница — простое столкновение, бой их передового отряда. На самом деле это закон Ясы, введенный самим Чингисханом порядок, сорвал конный марш его народа до Атлантики. Если умирал Великий хан, то все монголы, где бы они ни находились, должны были безотлагательно вернуться к ставке Великого хана для выбора наследника. Они могли не бояться преследования. Монголы владели степью так же неограниченно, как позже Англия владела морями. Их «тумены», конные эскадры, действовали как флоты. Общий выбор Великого хана должен был всегда снова подтверждать их связь. Это было внутриполитическое мероприятие. Но тем самым естественное в сомнительном случае преимущество внешней политики было аннулировано. То, что спасло Европу, было ошибкой внутри системы Чингисхана.

— Практический вывод, — ответил всадник на рыжей лошади, — состоит в том, что стоит спросить себя, где была ошибка в системе нашей армии в 1914 году. Поручение, вроде того, что получил подполковник Хенч, было бы немыслимым в любой другой армии. Доверить подполковнику распоряжаться целыми четырьмя армиями, не значило ли это подвергнуть способности нашей подготовки в генеральном штабе испытанию, до которого она сама не доросла?

— Это была попытка, — прозвучал немедленно ответ, — и в то же время искушение. Не просто так у обоих этих слов в нашем языке одинаковый корень. Но предоставлять подполковнику, поневоле не имеющему боевого опыта, решение о следующем ведении разгоревшейся на ширине почти трехсот километров — беспримерный случай в истории — это не обязательно должно было предъявлять чрезмерные требования к этому человеку, но оно могло. Вот здесь лежала ошибка. Если никакой такой ошибки не произойдет, то даже черт не прицепится.

— Но как это было здесь в прошлую осень? — заметил всадник на рыжей лошади. — Зима настала на три недели раньше, чем обычно, это сорвало наш план, и Москва была спасена для других, как Париж в 1914 году. Здесь решающую роль сыграло природное явление, не наша система.

— Нет, все же, наша система! — возразил офицер на вороном коне. — Мы — армия, воюющая летом, они — армия, привычная к зиме. Зима лишила тогда нас успеха, нынешняя, разразившаяся в мае весна теперь отняла успех у них. Их наступление тогда могло только потерпеть неудачу. Лето для них не годится. Им нужен снег или непролазная грязь. А мы со своей стороны для этого не были обеспечены. Наша неудача в октябре произошла по нашей собственной вине. Если судьба захочет кого-то поразить, она всегда наносит удар в его ахиллесову пяту.

— И эта пята в нашем случае вовсе не была военной! — дополнил сидевший на рыжей лошади. — Нашим генералам внушили, что никакие меры по подготовке к зимнему походу совсем не потребуются. Такого похода не должно было быть. Враг должен был быть повержен еще раньше. Сомневаться в этом, как, очевидно, поступали некоторые генералы — всегда видя перед глазами конец «Великой армии» Наполеона — было тогда непростительным и рискованным пораженчеством.

Откуда в ставке в «Вольфшанце» взялось это убеждение? Тот, кто ведет войну, не может позволить себе предубеждения такого рода. Это позволительно тому, у кого много земли под ногами, как, в сравнении с нами, например, у американцев. Те сидят в безопасности за своими океанами. Если что-то у них по эту сторону окончится провалом, то за все придется отдуваться только их союзникам. В крайнем случае курсы на бирже упадут. Они могут иногда безнаказанно жить в облаках, но не мы. И англичане тоже не могут. Россия перенесет любой, даже самый безумный эксперимент. Это в ней заложено самим ее размером. Мы — нет. Германия не может позволить себе ошибку, вспомни битву на Марне, вспомни эту зиму — даже они в нашем положении уже самоубийства.