– Не заставляй меня жалеть о том, что я на тебя положился. Просто расскажи им о том, что писала в статье. Скоро закончится перерыв. Иди перечитай текст, который мне отправляла. Будешь последняя.
Тина быстро зашагала в туалет. В глазах встали слезы. Она закрылась в кабинке и скачала на телефон статью из письма, которое отправила Виктору Николаевичу. Читала быстро, пропуская строки и теряя смысл. Запаниковала. Потом сделала пару медленных вдохов и стала читать заново. Ужасно не хотелось, чтобы ее научная карьера начиналась вот так – с выступления без подготовки, без презентации. Но разве Виктор Николаевич не назвал ее статью отличной? Разве не сказал, что она достойна лучших журналов? Разве он выпустил бы ее выступать, если бы думал, что она опозорится? Ведь это, в конце концов, их общая работа. Тина кое-как дочитала статью, кое-как успокоила себя, но руки тряслись, а сердце колотилось, застревая на каждом третьем ударе, будто хотело остановиться.
Лучше бы оно остановилось, думала позже Тина. Выступила она ужасно. Говорила путано, перескакивала с одной мысли на другую, разрушая всю логику своей речи. Она подглядывала в телефон, но не могла найти в тексте то, что нужно, поэтому делала большие паузы. А затем Виктор Николаевич стал задавать ей вопросы, на которые у нее не было ответов.
Тина собрала всю свою силу воли, чтобы не выбежать из зала. Она не ушла и после выступления, досидела до конца заключительного слова своего научного руководителя и продолжала сидеть, когда все начали расходиться. Она снова и снова проматывала в голове свою речь, старалась улыбаться, не показывать, что ей стыдно, но чувствовала, как то и дело краснеют щеки, стекленеют глаза от подступающих слез. Она наблюдала за Виктором Николаевичем, который стоял на сцене в синем свете проектора и с кем-то разговаривал. Это были не студенты, видимо, коллеги, большие ученые, может быть, поздравляли с тем, как он здесь всех уел, как он показал всем этим жалким студентикам, кто здесь главный, кто делает большую науку. Тина сидела и смотрела на него, сдерживая слезы, пока все наконец не разошлись, пока он не обратил на нее свое внимание.
Виктор Николаевич спустился со сцены, словно рок-звезда, и легкой походкой пошел к главной своей групи, которая сопровождала его во всех турах. Улыбаясь и сияя, он сел рядом с Тиной и спросил, как ей
Тина почувствовала, что закипает, две большие круглые слезы тоже не выдержали и покатились по щекам. Она встала. Виктор Николаевич схватил ее за руку и сказал:
– Предлагаю отметить вечером в ресторане. После того как заселимся в отель.
Тина вспомнила, что еще ничего не закончилось, что завтра будет второй день конференции. Тина знала, что ее голос дрогнет, если она что-то скажет, поэтому просто кивнула, особо не думая, но, очевидно, соглашаясь пойти в ресторан.
В номере отеля Тина приняла душ и немного успокоилась. В конце концов, если Виктор Николаевич позвал ее отмечать, значит, все не так страшно, хоть от навязчивых воспоминаний о своем выступлении Тина то и дело морщилась, сжимала веки, прогоняя картинку. Она старалась сжать и эти мысли, превратить их в крошечный комок и замести его в угол, но они раздувались, как воздушный шарик, и заполняли собой всю ее голову. Пальто высохло, но Тина решила его еще и выгладить, водила утюгом по клетчатой поверхности, едва ее касаясь и пуская пар. Стало жарко, снова захотелось принять душ, но времени уже не было. С собой Тина взяла одно платье, которое собиралась надеть завтра, но решила пойти в нем и сегодня в ресторан. Платье она тоже отпарила и почувствовала себя лучше, почти хорошо.
Виктор Николаевич повел их в ресторан русской кухни, заказал обоим ягненка с картофелем и сет фирменных настоек. Тина дико проголодалась, хотела рыбу и набор бутербродов, но ее не спросили.
Ресторан был роскошный: белые скатерти, винтажные стулья, фортепиано, трюмо, даже обои, а все вместе – изысканная дореволюционная гостиная, где могли бы собираться поэты.
Порция еды оказалась крошечной, а сет с разноцветными настойками из клюквы, брусники, морошки, яблока, меда и какой-то травы занял почти весь стол.
– Поздравляю! – сказал Виктор Николаевич и залпом выпил шот.
– С чем? – спросила Тина и осторожно глотнула из рюмки, сладковато-горький ягодный вкус обволок рот. Она допила порцию, горло обожгло.
– С почином.
– Да уж, спасибо.
– Что-то не так? – спросил он, набивая рот ягненком.
– Не так? Виктор Николаевич, я же совершенно не готовилась, а вы выдернули меня на сцену. Это полный позор.
– Полный позор? – засмеялся научник. Он и сам выглядел как поэт – на этом фоне, с его темными кудрями.
– Да! – От его смеха Тине тоже стало весело. – Я злюсь на себя за то, что выступила так плохо, и злюсь на вас за то, что вы меня подставили.
Он захохотал, дожевал ягненка и поднял второй шот с настойкой.
– Просто попробуй ягненка. Как можно злиться, когда перед тобой такая еда?