"Ну что ж, двор она покинула, и вспоминать мне про нее вовсе незачем... нет-нет, я вовсе не желаю ей зла, пусть себе раскается в грехах и обретет мир в какой-нибудь обители... желательно, подальше отсюда". Теперь, когда Артур отрекся от своих языческих обычаев, Гвенвифар чувствовала, что могла бы быть счастлива, Если бы не эти сны... в которых Моргейна подсказывает ей всевозможные низости. А теперь вот сон так и преследовал ее, в то время как она вышивала для церкви алтарный покров, преслеловал столь неотступно, что королева со стыда сгорала: ну, можно ли вышивать золотой нитью крест, думая при этом о Ланселете? Королева отложила иглу, прошептала молитву, но мысли неумолимо возвращались к прежнему. Артур, когда она попросила о том под Рождество, пообещал загасить костры Белтайна по всей стране; Гвенвифар находила, что следовало бы сделать это куда раньше, да только мерлин запрещал. До чего же трудно не любить старика, размышляла про себя королева; он так мягок и добр; будь он христианином, так превзошел бы всех священников. Но Талиесин утверждал, что несправедливо это по отношению к сельским жителям - отнимать у них простодушную веру в Богиню, радеющую об их полях и урожае и наделяющую плодовитостью человека и зверя. И, право же, чем могут грешить эти люди; целыми днями напролет они трудятся в полях и возделывают землю, чтобы собрать по осени хоть малую толику хлеба и не умереть с голоду; до греха ли им? Напрасно было бы ждать, что дьявол - если, конечно, он и впрямь существует - возьмет на себя труд искушать таких людей.
- Стало быть, в твоих глазах это не грех, что отправляются они к кострам Белтайна, и предаются там разврату и похоти, и свершают языческие обряды, возлегши с чужими мужьями? - отпарировала Гвенвифар.
- Господь знает, жизнь их радостями небогата, - невозмутимо промолвил Талиесин. - И думается мне, нет в том большого зла, что четырежды в год, при смене времен, бедолаги веселятся и делают то, что доставляет им удовольствие. Не вижу я причины любить Бога, что задумывается о таких пустяках и объявляет их греховными. А в твоих глазах это тоже грех, моя королева?
- О да, еще бы; любая женщина-христианка скажет то же самое: разве не грех это - уходить в поля, плясать там в чем мать родила и предаваться похоти с первым встречным... грех, позор, бесстыдство!
Талиесин со вздохом покачал головой:
- И все-таки, моя королева, никто не вправе распоряжаться чужой совестью. Даже если в твоих глазах это - грех и бесстыдство, ты полагаешь, будто знаешь, что правильно для другого? Даже мудрецам не все ведомо, и, возможно, замыслы Господни шире, нежели мы, в невежестве своем, прозреваем.
- Ежели я в силах отличить добро от зла, - а я в силах, ведь и священники тому учат, и в Священном Писании о том говорится, - тогда разве не должно мне страшиться Божьей кары, если я не создаю законов, способных удержать моих подданных от греха? - строго ответствовала Гвенвифар. Господь ведь с меня спросит, сдается мне, ежели я допущу, чтобы в государстве моем воцарилось зло; и, будь я королем, я бы давным-давно его истребила.
- Тогда, госпожа, скажу лишь: весьма повезло сей земле, что не ты - ее король. Королю должно оборонять свой народ от чужаков и захватчиков и водить подданных в битвы; королю должно первому встать между землей и любой опасностью, точно так же, как земледелец защищает свои поля от грабителя. Однако не вправе он предписывать подданным, что им хранить в самых сокровенных глубинах сердца.
- Король - защитник своего народа, - горячо спорила Гвенвифар. - А что толку защищать тела, ежели души предаются злу? Послушай, лорд мерлин, я королева, и матери этой земли посылают ко мне своих дочерей, чтобы те мне прислуживали и обучались придворному обхождению - ты понимаешь? Так что же я была бы за королева, если бы позволяла чужой дочери бесстыдничать и обзаводиться ребенком невесть от кого, или - я слыхала, у королевы Моргаузы такое в обычае, - отправляла бы своих девушек в постель короля, ежели тому пришло бы в голову с ними позабавиться? Матери доверяют мне дочерей, потому что знают: я смогу защитить их и уберечь...
- Это же совсем другое: тебе поручают юных дев, что по молодости своей не знают собственного сердца; и ты, как мать, призвана взрастить и воспитать их, как должно, - возразил Талиесин. - А король правит взрослыми мужами.
- Господь не говорил, что есть один закон - для двора, а другой - для земледельцев! Господь желает, чтобы все люди, сколько есть, соблюдали Его заповеди... а представь на минуту, что не было бы никаких законов? Что, по-твоему, случилось бы с этой землею, если бы я со своими дамами отправилась в поля и принялась там бесстыдничать? Разве можно допускать такое - да еще в пределах слышимости церковных колоколов?
- Думается мне, что, если бы запретов и не было, ты все равно вряд ли отправилась бы в поля на праздник Белтайн, госпожа моя, - улыбнулся Талиесин. - Я так примечаю, ты вообще не слишком-то любишь выходить за двери.