Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

Спустя некоторое время Кевин вышел вперед и заиграл; и разговоры стихли. Моргейна, не слышавшая хорошего арфиста с тех пор, как покинула Авалон, жадно внимала музыке, забывая о прошлом. Нежданно-негаданно она затосковала о Вивиане. И даже когда Моргейна подняла глаза и глянула на Ланселета, - как любимейший из Артуровых соратников, он сидел ближе к королю, нежели все прочие, даже Гавейн, его наследник, и ел с одного с ним блюда, - в мыслях ее он был лишь товарищем ее детства, проведенного на Озере.

"Вивиана, а не Игрейна, - вот кто моя настоящая мать; это ее я звала..." Молодая женщина потупилась и заморгала, борясь со слезами, проливать которые давно разучилась.

Музыка смолкла, и в наступившей тишине раздался звучный голос Кевина:

- У нас здесь есть еще один музыкант, - промолвил он. - Не согласится ли леди Моргейна спеть для гостей?

"Откуда он только узнал, как исстрадалась я по своей арфе?" подивилась про себя молодая женщина.

- Для меня, сэр, сыграть на твоей арфе - в удовольствие. Да только инструмента столь совершенного я вот уже много лет в руки не брала; но лишь кустарное его подобие при Лотовом дворе.

- Как, сестра моя станет петь, точно наемная музыкантша, для всех собравшихся? - недовольно промолвил Артур.

"Кевин явно оскорбился, что и неудивительно", - подумала про себя Моргейна. Задохнувшись от гнева, она поднялась со своего места со словами:

- То, до чего снизошел лучший арфист Авалона, я сочту для себя честью! Своею музыкой бард угождает богам, и никому другому!

Молодая женщина взяла арфу из его рук и уселась на скамью. Этот инструмент был заметно крупнее ее собственного, и в первое мгновение руки ее неловко нащупывали нужные струны, но вот она уловила гамму, и пальцы запорхали более уверенно. Моргейна заиграла одну из тех северных песен, что слышала при дворе Лота. Теперь она порадовалась, что пила вино: крепкий напиток прочистил ей горло, и голос ее, глубокий и нежный, вернулся к ней во всей своей полнозвучной силе, хотя вплоть до сего момента Моргейна о том и не подозревала. Этот голос - выразительное грудное контральто - ставили барды Авалона, и молодая женщина вновь испытала прилив гордости. "Пусть Гвенвифар красива, зато у меня - голос барда".

И, едва песня закончилась, даже Гвенвифар протолкалась ближе, чтобы сказать:

- У тебя чудесный голос, сестрица. А где ты научилась так хорошо петь - на Авалоне?

- Конечно, леди; музыка - священное искусство; разве в обители тебя не учили играть на арфе?

- Нет, ибо не подобает женщине возвышать свой голос перед Господом... - смешалась Гвенвифар.

- Вы, христиане, слишком любите выражение "не подобает", особенно применительно к женщинам, - прыснула Моргейна. - Если музыка - зло, стало быть, зло она и для мужчин тоже; а если - добро, разве не должно женщинам стремиться к добру во всем и всегда, дабы искупить свой так называемый грех, совершенный на заре сотворения мира?

- И все же мне бы никогда не позволили... как-то раз меня прибили за то, что я прикоснулась к арфе, - с сожалением промолвила Гвенвифар. - Но ты подчинила своими чарам всех нас, и думаю я, вопреки всему, что магия эта благая.

- Все мужи и жены Авалона изучают музыку, но мало кто обладает даром столь редким, как леди Моргейна. - вступил в разговор Талиесин. - С чудесным голосом надо родиться; учением такого не добьешься. А ежели голос - это Господень дар, так сдается мне, презирать его и пренебрегать им - не что иное, как гордыня, неважно, идет ли речь о мужчине или женщине. Как можем мы решить, что Господь совершил ошибку, наделив подобным даром женщину, если Господь непогрешим и всеблаг? Так что остается нам принимать сей дар как должное, кто бы им ни обладал.

- Спорить с друидом о теологии я не возьмусь, - промолвил Экторий, но, если бы моя дочь родилась с подобным даром, я счел бы его искушением и соблазном выйти за предел, назначенный женщине. В Писании не говорится, что Мария, Матерь Господа нашего, плясала либо пела...

- Однако ж говорится в Писании, что, когда Дух Святой снизошел на нее, - возвысила она свой голос и запела: "Величит душа Моя Господа..." - тихо произнес мерлин. Однако сказал он это по-гречески: "Megalynei he psyche тоu ton Kyrion".

Лишь Экторий, Ланселет и епископ поняли слова мерлина, хотя и Моргейне тоже доводилось слышать этот язык не раз и не два.

- Однако пела она перед лицом одного лишь Господа, - решительно отрезал епископ. - Только про Марию Магдалину известно, что она пела и плясала перед мужами, и то до того, как Искупитель наш спас ее душу для Бога, ибо, распевая и танцуя, предавалась она разврату.

- Царь Давид, как нам рассказывают, тоже был певцом и играл на арфе, не без лукавства заметила Игрейна. - Вы полагаете, он бил своих дочерей и жен, ежели те прикасались к струнам?