– Праздновать великое событие. Наши буддийские друзья наконец-то нашли свою затерявшуюся верховную жрицу, – произнес Чиун.
– Похоже, верховная жрица уже празднует свою великую удачу. – Римо кивнул на Скуирелли Чикейн. Присев на корточки, она, как стареющий битник, отбивала барабанную дробь по лысой голове Лобсанга Дрома; тот, впрочем, не жаловался.
– Итак, – начала актриса, удобно устраиваясь на диване, – расскажите мне о бунджи-ламе. Какова я была? Кто были мои возлюбленные? Любила ли я тогда вишни в шоколаде?
Все сели на полу в кружок, в позу лотоса. Служанка подала им тофу[20]
и морковный сок. Скуирелли уплетала за обе щеки замороженный персиковый йогурт.Римо отсел в сторонку, потому что ему не нравилось, как на него поглядывает актриса. Если бы за похотливый взгляд давали срок, она получила бы на полную катушку.
– Не важно, кем вы были, – произнес Лобсанг. – Важно, кем вы отныне станете.
– Да?
– Вы бунджи-лама.
– Вы хотите сказать, что я была бунджи-ламой? Но ведь лама – это животное. – Скуирелли хмуро взглянула на свой йогурт. – Я видела целое стадо, когда в последний раз была в Перу От этих животных пахло еще противнее, чем от мокрых овец.
– О Свет Воссиявший! Вы были бунджи-ламой во времена минувшие и теперь вновь возродились. Вы всегда были бунджи-ламой и всегда будете бунджи-ламой, пока наконец не обретете духовное совершенство и круг ваших перерождений не замкнется.
Проглотив йогурт, женщина покачала головой:
– Я вас не понимаю. Как я, Скуирелли Чикейн, могу быть бунджи-ламой?
– Теперь вы уже не Скуирелли Чикейн, – объяснил Лобсанг, – а бунджи-лама.
– О'кей, – задумчиво протянула Скуирелли. – Допустим, я бунджи-лама. К этому делу надо отнестись серьезно. Прежде всего я должна знать, как одевается бунджи-лама.
Лобсанг Дром растерянно захлопал глазами.
– Как одевается?
– Да. Каков должен быть мой гардероб? Ведь должен же быть у меня гардероб!
– Конечно. Я захватил с собой ваше одеяние для медитации.
– Римо, – скомандовал Чиун, – принеси новой бунджи-ламе одеяние для медитации.
Римо поднялся.
– Иди помедленнее, Римо! – крикнула ему вслед Скуирелли. – Я хочу помедитировать на твои ягодицы.
Римо с убитым видом, пятясь, вышел из комнаты.
Через несколько мгновений он вернулся с сундучком из эбенового дерева. Лобсанг Дром, поставив его перед собой, с благоговением открыл. Достав оттуда свернутое шелковое одеяние, он с церемонным поклоном протянул его Чикейн.
Женщина взяла балахон, развернула, и ее стареющее лицо гамена разочарованно перекосилось.
– Оранжевая мантия? Но это же не мой цвет! А ничего цвета бургунднского вина у вас нет?
Лобсанг вздрогнул.
– Она получила плохое воспитание, – тотчас нашелся Чиун. – Совершенно очевидно, что новая бунджи-лама, затерявшись вдали от Тибета, страдает амнезией.
Лобсанг кивнул.
– Она действительно страдает от потери памяти.
– Я?
– Она должна получить новое воспитание и образование, – настаивал Чиун.
– Вы буддистка? – спросил Лобсанг у Скуирелли.
– Баптистка.
– Это одно и то же.
– Тут сам черт не разберется, – вмешался Римо.
– По-моему, мы не представились друг другу как следует. – Женщина покосилась на Уильямса. – Я Скуирелли Чикейн.
– Римо Буттафуоко, – отозвался Уильямс.
– Какой-нибудь родственник?
– Он моя сестра.
– Сестра?
– Да. Но это пока еще не открылось.
Скуирелли с озадаченным видом посмотрела не него.
– Знаете, я подозревала это.
– Весьма проницательно с вашей стороны.
– Вы знаете сутры? – спросил Лобсанг.
Женщина оторвала взгляд от пустой чашки из-под йогурта.
– Сутры?
– Ну да, учили вы их в детстве?
– У меня есть «Камасутра». – Она сладко улыбнулась Римо. – Я знаю эту книгу наизусть. Практика позволяет достичь совершенства.
– С этого дня, – изрек Лобсанг, – вам надлежит соблюдать обет целомудрия.
– Обет целомудрия?!
– Да. Вам не следует есть мяса и яиц, и вы должны ежедневно заниматься медитацией.
– Я уже придерживаюсь всех этих принципов.
– Вот доказательство, что она истинная буддистка, хотя и сбилась с праведного пути.
– Послушайте, я сделаю все что нужно, только бы стать бунджи-ламой!
– Вы пожалеете об этом.
– Ш-ш-ш, – зашипел на него Чиун.
– Интересно почему? – насторожилась Скуирелли.
– Потому что я уже участвовал в затеях Чиуна. Все они кончаются одинаково: вокруг одно дерьмо. Он же выходит сухим из воды.
– Я вижу, вы неплохо просвещены.
– Во всяком случае, не внушаю себе, будто бы уже некогда жил.
– Но ведь так оно и было, – тряхнула головой Скуирелли. – Будьте, как и я, человеком открытым.
– Если вы человек открытый, то только потому, что у вас дыры в голове.
– Римо и в самом деле жил в прошлом, – мягко сказал Чиун.
– Ни хрена подобного!
– Ты был Лу Обесчещенным. Корейцем и мастером Синанджу.
– Это верно, Белый Тигр? – спросил Кула. – Ты и в самом деле был корейцем в своей прежней жизни?
Все вопросительно и весьма благожелательно посмотрели на Римо. Он чувствовал себя пьяницей, явившимся на свое первое антиалкогольное собрание.
– Я не хочу об этом говорить, – буркнул он и поспешно выскочил из дома.