Верховники

«Трогай! Чаво стоишь, Михайло?! Трогай!» — закричали мужики — возчики из обоза, к которому ради экономии дорожных расходов Михайло пристроился ещё в Твери. Зашумела, забурлила, понеслась по своим обычным делам московская улица, и деревенский обоз, приотстав немного, тоже заскрипел полозьями. Запахло навозом, сеном, кислой овчиной и тёплыми домашними хлебами, а запахи амбры, мускуса, терпких версальских духов, заморских пряностей бесследно растворились в колючем январском воздухе.

ГЛАВА 2

На Новый, 1730 год в царском дворце в Лефортове устроен был маскарад. По хрустящему снегу, мимо иллюминированных высоких ёлок одна за другой подкатывали к парадному крыльцу венские кареты на санках: старомодные рыдваны с огромными фонарями, свисающими цветными гирляндами по углам; открытые сани, затянутые медвежьей полостью, — на последних приезжали холостяцкие компании гвардейских офицеров, изрядно уже подвыпивших и потому с излишней бодростью стучавших ботфортами на высоком крыльце. Только гвардейцам и разрешалось быть в мундирах, придворные и дипломаты все были в машкерадах. По гостиным переливался разноцветный поток версальских петиметров[7], греческих нимф, испанских грандов, выряженных по замоскворецким представлениям о Гишпании, голландских крестьянок и важных турецких пашей и беев (под турок охотно переодевались воеводы российских провинций и пенсионные генералы). Всех поразила компания барона Строганова: скинув собольи шубы, озорники предстали краснокожими индейцами в одних повязках из маленьких банных веников. Дамы ахнули, мужчины засмеялись, произошло некоторое общее замешательство, но барон держался столь натурально, что даже придворные старушки, на радостях, по случаю машкерада, надевшие девичьи свои шушуны и салопы времён Натальи Кирилловны[8], махнули рукой на шалунов: что с них взять, с индейцев, да и цена одних страусовых перьев, стянутых бриллиантовой диадемой на башке у легкомысленного барона, на несколько тысяч потянет.

Распахнулись высокие двери, и во всём великолепии открылся огромный танцевальный зал. Тысячи свечей отражались в навощённом паркете, и эти отражения перекликались с весёлой иллюминацией за окном и далёкими огнями Москвы. Нежно и остро пахло хвоей и воском.

При нынешнем дворе, не то что при экономном Петре Алексеевиче, жгли отборные свечи из белого воска. Молодой государь Пётр II не желал экономить на свечах, экономил на армии и флоте. Танцевальное искусство и охотничья наука достигли зато не слыханных во времена Петра I вершин, а сами петровские ассамблеи с участием голландских шкиперских дочек и корабельных мастеров стали далёким воспоминанием. Екатерина I запретила являться во дворец лицам в чине ниже генерал-майорского. Исключение делалось только для гвардейцев.

Сладкую и тягучую музыку заиграл оркестр. Первую кадриль повела царская невеста Екатерина Долгорукая. Высокая, надменная, укутанная в голубые кружева и муслин, красавица уверенно плыла впереди своей кадрили, раскланивалась с приседавшими в реверансе придворными дамами: один поклон дамам, знатным по рождению, полупоклон жёнам случайных людишек, особый поклон дамам рюриковских кровей, уронивших себя низким замужеством. Вспыхивали бриллианты в голубом цвете кадрили. Голубой цвет по всем гадательным книгам почитался цветом верности.

Быстрее заиграл оркестр, и во главе второй кадрили в неслыханном малиновом кафтане «а-ля фазан» стал обер-шталмейстер, бывший обер-прокурор Павел Иванович Ягужинский[9]. Павел Иванович кадриль начал с медленного, полного прыжков англеза, потом перешёл в польский — с прыжками уже дикими, затем в штирийский[10], где делал разные забавные фигуры, и завершил всё танцем арлекинским.

Кружилась в неистовом танце красно-малиновая кадриль, метались рогатые тени от париков на тяжёлых портьерах, мелькали свечи в венецианских зеркалах, сверкали глаза под чёрными масками — всё, казалось, было позволено в кадрили Павла Ивановича Ягужинского. Красный цвет по верным приметам был цветом страсти.

Умчалась сумасшедшая кадриль, и точно зелёный деревенский луг расцвёл на дорогом наборном паркете. Цесаревна Елизавета Петровна, одетая в простенький сарафан, повела кадриль, как старинный девичий хоровод.