Верховные судороги

— Замечательно, дорогой. А еще замечательнее то, что в выборах ты не участвуешь.

— Но, Терри. Ты посмотри на цифры. Тридцать процентов!

— Декстер, — ответила она. — Митчелл Любшторм — это всего лишь телевизионный персонаж.

— Ну и что? — спросил Декстер. — Мы теперь все — телевизионные персонажи.

— Я — нет. Послушай, милый, ты получил приятный комплимент за то, что тебе удалось сделать. Тем более приятный, что актер ты не профессиональный. Мы все гордимся тобой. Но этот опрос, — Терри усмехнулась, — бессмыслен.

И она добавила веселым тоном матери, пытающейся убедить норовистого шестилетнего сына в том, что идти в зоопарк именно сегодня ему нисколько не хочется:

— К тому же ты и так уже президент.

Декстер вздохнул:

— Это не одно и то же, Терри. Тебе знакомо такое слово «синхронность»?

— Разумеется, — ответила Терри. — Это когда у тебя вдруг появляется куча денег, а в продажу поступает в точности та квартира, какая тебе требуется.

Покончив со сценой страстного примирения в Кемп-Дэвиде, Декстер отправился в свою гардеробную и позвонил оттуда Бастеру «Басси» Скрампу, вашингтонскому поллстеру и политическому махинатору. О Басси Скрампе говорили — ядовито, но точно, — что основу его морали составляет известное заявление Граучо Маркса: «У меня есть принципы. А если они вам не нравятся, у меня найдутся другие».

— Мистер президент! — радостно воскликнул Басси. Они знали друг друга лет уже сто. — Как там «Нимиц»? У меня мурашки по коже бегут каждый раз, как ты упоминаешь о нем, ей-богу!

— Хрен с ним, с «Нимицем», — ответил Декстер. — Послушай, Басси, то, что я сейчас скажу, должно остаться между мной, тобой и Святым Духом. Ты понял?

Глава 22

Расследование утечки информации по «Суэйлу» продолжалось уже четвертую неделю, но результатов пока не принесло, — если не считать того, что настроение, царившее в мраморном дворце, стало еще более мрачным.

Утративший доверие к коллегам Хардвизер, от которого теперь все сильнее попахивало мятой, обратился, как и обещал, в ФБР, что породило в них почти единодушное недовольство. (Члены Верховного суда пришли наконец-то к согласию.) Клерки, которых просили пройти проверку на детекторе лжи, донимали жалобами своих начальников, а эти олимпийцы, проникаясь, в свой черед, надменной обидой, строчили снабженные обильными ссылками на прецеденты письма министру юстиции, демонстративно направляя копии своему председателю. Одно из таких писем было целиком и полностью воспроизведено на первой странице «Вашингтон пост».

Небеса над Капитолийским холмом и всегда-то были темными от судебных повесток и предписаний, но, поскольку Верховный суд есть суд, как-никак, верховный, Министерству юстиции в самом полном его составе только и оставалось, что бессильно топать ногами в пол да жаловаться прессе на «верховное высокомерие». Ювеналово quis custodietцитировалось телевидением так часто, что даже трехлетние дети начали легко и свободно изъясняться на латыни. Подобного презрения к себе Верховный суд не вызывал у граждан страны со времен слушания дела «Буш против Гора». [81]Уж не лишился ли Председатель Верховного суда Хардвизер прежней хватки? «При Ренквисте такого не случилось бы». К тому же говорят, что он попивает. Все это очень грустно.

А в эпицентре этой неразберихи и раздоров стояла судья Пеппер Картрайт, — поначалу сильнее прочих от утечки и пострадавшая, она постепенно становилась в глазах публики первопричиной всех неприятностей. В газетах начали даже появляться редакционные статьи, требовавшие ее импичмента. Недаром ведь говорят, что у Вашингтона от поры до поры возникает потребность в ведьме, которую можно было бы сжечь.

Тем временем президент, который посадил ее в Верховный суд, готовился в проведению самой донкихотской за всю историю страны кампании по выборам на второй срок. Он объявил о своем намерении не потратить ни гроша на телевизионную рекламу собственной персоны и ни единого дня на выступления в Айове, Нью-Гэмпшире и любом другом из тех штатов, в которых проводятся первичные выборы. Лозунг его кампании был почти вызывающе прозаичным: «Вандердамп — того же самого, но побольше!»

«В качестве боевого клича, — сказал один из мудрецов от политики, — это мало походит на „Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом“ [82]».

И тем же временем поправка об ограничении срока президентского правления старательно ратифицировалась законодательными собраниями различных штатов. Состоявшие в этих собраниях сенаторы были недовольны Вандердампом, уже несколько лет не подпускавшим их к государственному пирогу. А с другой стороны, народ, похоже, находил отсутствие у президента интереса к переизбранию и его занимающую дух откровенность освежающими, если не уникальными. Согласно опросам, многие граждане страны пересмотрели свою quondam odium. [83]Популярность президента выросла на двенадцать процентов, или, как выражаются в Вашингтоне, на двузначное число.