Верховные судороги

Ответ. Я очень рада возможности обсудить этот наиважнейший вопрос, сенатор. Stare decisis — концепция, разумеется, очень важная, существовавшая еще во времена Римской империи, в которой все говорили на латыни. Хотя мы, разумеется, делаем многое не так, как делали римляне. Мы не скармливаем преступников зверью, не распинаем их, не отправляем гребцами на галеры. Собственно говоря, мы даже галеры не используем, хотя, если бы мы поручили двум миллионам имеющихся у нас заключенных приводить в движение корабли нашего военно-морского флота, это могло бы дать значительную экономию энергетических ресурсов. Что же касается вашего вопроса…

Назначение таких ответов состояло, насколько смогла понять Пеппер, в том, чтобы вгонять сенаторов в сон. Она и сама-то клевала, читая их, носом.

Как-то вечером, после одного особенно утомительного дня, когда Пеппер, свернувшись калачиком на кушетке, корпела над очередным домашним заданием, вернувшийся с затянувшегося допоздна обеда Бадди объявил:

— Я не собираюсь переезжать в Вашингтон. Ты — пожалуйста. А я не стану.

Пеппер, оторвав взгляд от толстенного тома, ответила:

— Ладно.

— Да и дел у меня тут по горло, — сказал Бадди.

— Я понимаю.

— Там же ни одного хорошего ресторана нет.

Пеппер тихо вздохнула:

— Как хочешь, Бадди.

— Это все, что ты можешь сказать?

Пеппер, снова уткнувшаяся в книгу, поинтересовалась:

— А что я должна была сказать?

— Могла бы хоть огорчение изобразить.

— Бадди, милый, если тебе не терпится поскандалить, спустись вниз и дай по морде швейцару. А мне нужно заучить наизусть эту галиматью.

— То есть ты не хочешь, чтобы мы жили вместе?

— Конечно хочу. Но не хочу, чтобы ты чувствовал себя несчастным. К тому же Вашингтон расположен не так уж и далеко отсюда. Я буду приезжать к тебе на выходные.

— Отлично, — фыркнул Бадди. — Великолепно.

Пеппер сняла очки для чтения:

— Может, сыграем это сценку еще раз? Ты входишь и тоном владыки Священной Римской империи объявляешь, что не намерен жить со мной в Вашингтоне. Я отвечаю — ладно. Я как-то не припоминаю закона, согласно которому отсутствие хороших ресторанов является основательным поводом для расторжения супружеских уз. Вообще говоря, мне всегда казалось, что Вашингтон — город хотя бы наполовину цивилизованный, что в нем имеются рестораны по меньшей мере приличные и даже изысканные и пищу в них подают вполне съедобную. Однако я понимаю, что жить там тебе будет неудобно, и потому соглашаюсь с тобой. Делай как тебе лучше.

— Законница, — буркнул Бадди.

— И что это, черт побери, значит? — Она захлопнула книгу. — Нет, если тебе приспичило поругаться, пожалуйста. Насчет чего будем собачиться? Насчет твоей жизни, которую я погубила?

— Ты работай, работай, не отвлекайся.

— Малыш, — нежным голоском произнесла Пеппер. — Я хочу задать тебе серьезный вопрос.

— Валяй.

— Сознаешь ли ты, что с самого начала вел себя в этой ситуации как последняя задница?

— Вот как. — И Бадди издал горький смешок. — Понятно. Спасибо, что объяснила мне, кто я такой. Задница.

— Ладно, рада, что мы хоть о чем-то договорились, — отозвалась Пеппер и, вернув очки на нос, снова открыла книгу.

— А как, собственно, я должен был реагировать? — поинтересовался Бадди. — Визжать от восторга, глядя, как ты выбрасываешь на помойку все, над чем мы столько трудились?

— Малыш. Твою жену попросили занять место в Верховном суде. По-твоему, согласиться на это значит выбросить все на помойку? Послушай. У нас больше денег, чем у Господа Бога. У тебя денег больше, чем у Святой Троицы — в полном ее составе. К тому же сенаторы мою кандидатуру, скорее всего, не утвердят. Но если утвердят, ты примерно за двадцать секунд найдешь, кем заменить меня в «Шестом». А кроме него у тебя на ходу еще шесть шоу. И два из них входят в первую двадцатку.

— Ну да. Про людей, которые прыгают с мостов или обжираются до смерти.

— Милый, ты ведь сам же их и придумал. И зарабатываешь на каждом по состоянию.

— Они — дерьмо.

— Ну, не стоит судить себя так строго. Как-никак, ты привлекаешь внимание общества к проблемам, из-за которых люди прыгают с мостов. А Ч.О… тот эпизод о весящей семьсот пятьдесят футов составительнице кулинарных книг, как ее звали — миссис Стерн? — которую пришлось хирургическим путем отделять от ее кушетки, был просто-напросто… социально действенным. Готова поспорить, он затронул немало струн в душах страдающих ожирением людей, заставил их подняться с кушеток еще до того, как эти несчастные к ним приросли.