Верховный маг империи

Лауриту судили закрытым заседанием. Мы вошли в зал вместе с жюри и разместились в первом ряду. Жрица Неи стояла перед столом заседателей. Несмотря на то что ее руки и ноги были скованы кандалами, Лаурита не утратила горделивой осанки и спокойной уверенности. Секретарь — кстати, тот же самый, с мордочкой канцелярской крысы — прочел выдержку из дела, и слушанье началось. Согласно галатским законам человек, злоумышлявший против государства и короны, не имел права на защитника. Дарианна решила, что убийство жриц следует отнести именно к таким преступлениям. Поэтому в зале безраздельно царил обвинитель. Первыми на место свидетеля были вызваны вопрошающие маги, которые дали свое заключение о причастности Лауриты к убийству в храме Морриган. Потом выступил Копыл, заявивший о том, что считывание сознания подтверждает виновность подсудимой. Затем настала очередь отца Дарсана и отца Вельмарина. Старшие жрецы под присягой показали, что Лаурита содержала отряд наемников. Со служителем Маннаина я не был знаком лично, только видел его во время церемоний в храме бога морей. Поэтому мог допустить, что его слова не совсем правдивы. Но вот добродушному жрецу Дадды-труженика я доверял. Отец Дарсан не стал бы врать, понимая, что из-за его свидетельства могут казнить невинного человека. К тому же он и раньше рассказывал мне об интригах Лауриты, стычках, в которых принимали участие ее наемники, и о желании жрицы сделать Нею верховной богиней. Правда, когда обвинитель прямо спросил Дарсана, считает ли он Лауриту виновной в преступлении, тот ответил:

— Вот уж не знаю. Сам не видал, потому и врать не буду. Они с Варелией друг на друга косо смотрели, каждая спала и видела, чтобы Верховной жрицей сделаться. Но чтобы такое страшное убийство, да еще и ритуальное… не похоже это на Лауриту. Зачем ей это?..

Отец Дарсан собирался добавить что-то еще, но обвинитель торопливо поблагодарил его и вызвал главного свидетеля Вара Брокена — того самого нищего, который ночевал в сарайчике и видел нападавших. В зал ввели тощего старика в донельзя оборванной одежде. Его волосы и борода были всклокочены, замурзанное лицо имело испуганное выражение. Бродяга съежился, всем своим видом показывая страх перед грозным правосудием, и лишь его хитрые, беспрестанно бегающие маленькие глазки как-то не вписывались в образ смиренного, побитого жизнью человека. Едва взглянув на Лауриту, нищий запричитал:

— Вот она! Я ее узнал! — и мелко затрясся, словно в лихорадке.

— Не бойтесь, Вар, здесь вам ничто не грозит, — мягко успокоил его обвинитель. — Расскажите высокому суду о том, что видели в ночь с двадцатого на двадцать первое число месяца Брижитты.

Опасливо косясь на Лауриту и прерывая речь причитаниями, нищий в красках описал нападение на храм Морриган. С его слов выходило, что в полночь в храмовый двор ворвался десяток воинов. Наемники перебили охрану, выбили дверь и проникли в святилище кровавой богини. Бродяга, устроившийся на ночлег в сенном сарайчике, проснулся от шума и криков и осторожно выглянул наружу. Нападавшие освещали себе путь факелами, и в отблесках пламени Вар сумел разглядеть лицо женщины, возглавлявшей отряд.

— Она это, она! — вопил нищий, указывая на мать Лауриту. — Вовек ее, душегубку, не забуду!

— Что было потом? — спросил обвинитель.

— Потом они в храм вбежали и всех перерезали. Ох, как жрицы кричали, сердечные! До сих пор у меня в ушах этот вопль стоит…

Вроде бы Вар рассказывал убедительно. Он точно описал все внутренние постройки храма, одежду и оружие наемников, жреческое одеяние матери Лауриты… Только вот я не мог понять одного: почему служительницы Морриган и их охрана не сумели отразить нападение? Ведь все посвященные кровавой богине были выдающимися воинами! Война была их образом и смыслом жизни. А тут всего десяток пусть хорошо подготовленных, но наемников. И куда смотрела стража? Неужто на пути убийц не встретился ни один наряд? А если встретился, то как пропустил десяток вооруженных людей? Пока я размышлял над этими вопросами, обвинитель вызвал еще одного свидетеля. Вернее, свидетельницу.

— Андрония Дервин, содержательница дома на улице Терпимости, — прокричал секретарь.

Это была полная, броско и вызывающе одетая женщина лет сорока. В противоположность Вару, она держалась уверенно, но ни разу не посмотрела в сторону Лауриты, словно боялась встретиться с ней взглядом.

— Расскажите, где вы были в ночь с двадцатого на двадцать первое число месяца Брижитты, — сказал обвинитель.

— Я принесла в храм Неи десятину, любезный господин, — бойко произнесла Андрония, — отдала деньги матери Лаурите, а сама осталась помолиться.

— Как долго вы молились?

— До позднего вечера, — сводня кокетливо повела плечами, — пока попросила у златокудрой удачи для каждой своей работницы… Дом у нас большой, девочек много, и все чистые — вы не сомневайтесь, любезные господа! Если желаете повеселиться — приходите, милости просим…

— Ближе к делу! — прервал ее обвинитель, бросив на меня извиняющийся взгляд.