Верховный Правитель планеты Грязь

Это было совсем не больно. Острое лезвие перерезало запястье быстро и жадно. Она взглянула наверх. Небо не совсем чистое, звезды то тут, то там прикрыты облачками, а посреди всего этого она. Луна. В левой ладони она все еще держит телефон Эрва. Но вот рука слабеет, пальцы разжимаются и тот летит вниз. Последняя надежда на что-то лучшее в этой жизни. Она перевела взгляд на бритву. Та разрезала плоть почти до кости, но боли по-прежнему нет. Как и крови. Волосы зашевелились на голове девушки — кровь впитывалась в лезвие! Бритва натурально пила ее кровь! Причем так быстро, что вторая ладонь уже побледнела от малокровия.

— Ой! — взвизгнула девушка и отпустила бритву. Та еще какую-то секунду держалась в воздухе, но потом всё же полетела вслед за телефоном. Чертово колесо заскрежетало, отправляя девушку в поездку к земле. Наконец, алая струя потекла по руке, несколько капель упали на дно кабины. Но было их немного.

Кабина покатилась вниз, но Луна отчего-то зависла прямо напротив. А ведь несколько минут назад висела вроде сбоку. Дина ехала к ней и понимала, что умирает. Уже не могла пошевелиться, уже потянуло в сон и только тут до нее вдруг дошло — какая же это была ошибка! Нельзя, ни при каких обстоятельствах нельзя самолично заканчивать жизнь! Это великий дар Всевышнего нам — распоряжаться своей судьбой и своей жизнью. Свобода, которая не дана ни одному зверю, ни одной птице, ни одной бактерии — свобода прекратить свое существование, только потому, что не хочется жить. А кому, спрашивается, хочется жить? Медведю хочется спать полгода, а потом скитаться по лесу в поисках хоть какой-то весенней еды? Рыбе, которой надо проплыть тысячи километров, чтобы отложить икру? Гусю, который пролетает такие же расстояния? Нет. Никому не надо, и животные были бы людьми, если б им пришло в голову, что можно просто убить себя. Но им не приходит. Тут Дина поняла один из первейших законов Вселенной, который даже был дарован людям через пророка Моисея. "Не убей" — гласила одна из заповедей. Но все эти законы были либо оболганы, либо исковерканы. И девушка теперь даже знала, кем. "Не убей себя" — так было записано на самом деле.

Мир тускнел, шестерни Чертова колеса нещадно скрежетали где-то внизу, жизнь уходила. Да, какая же это была ошибка! Как это понятно на грани между жизнью и смертью. Дина подошла к этой грани и благополучно переступила.

Колесо остановилось, мороз больше не щекочет щеки, под шубой не потеет толстое тело. Но отчаянья в мыслях только прибавилось. Небо посерело, облака надвинулись низко-низко, скрывая Луну. Некоторые страшные понимания пришли на ум. Отныне она вечно будет видеть этот пейзаж. Она не пойдет дальше, как это бывает с другими усопшими. Она как бы застрянет. Самоубийство — это прямое отступление от Замысла. Кто бы ни построил эту Вселенную, базой он заложил жизнь. Ты можешь прожить ее праведно или неправедно, с верой или без веры, плотно или бесплодно, но одного ты делать не имеешь права — отказаться от жизни. Вернее, выбор-то у тебя всегда есть, но всегда есть цена. Вечность застрять в былом — вот цена тому, кто убил себя.

Дина взглянула на свои ладони и не увидела их. Вместо этого, клубясь и переливаясь, перед взором предстал некий клубок из ниток. Каждая такая нить — это не просто так. Это — событие. Дина сплетена из миллионов событий, что случились с ней за жизнь. И эти события привели ее сюда. Теперь она вечно будет перебирать эти нити-события, чтобы понять, как ценна была ее жизнь. Сможет ли? Очень маловероятно.

Тут не одна она. В Ростове еще пятеро этой ночью попали сюда. В безлюдном городе слышны их крики, мольбы, их жалобы на жизнь, их стенания. И есть еще кое-что. Смех. Безумный, но удивительно заразительный. Словно реактивным самолетом над ней пронеслось нечто, оставляя след в низком небе. Изящно облетев Дину по кругу, рядом приземлился очень интересный мужчина. Да, одет в рвань, даже шляпа в крупных дырах, показывает очень неравномерную стрижку. Да, черты лица какие-то маленькие, скукоженные. Кроме носа, он торчит, длинный, будто у Буратино. Малюсенькие глазенки спрятались в тенях от надбровных дуг, криво улыбается небольшой рот.

— Дина, Дина, — корка мандарина! — сказал он и расхохотался. Голос заливной, веселый и пугающий. Так и дрожит от силы и собственной важности. — Меня Чак зовут, Весельчаком прибавляют, тебя встретил тут…

Чак сделал пару шагов и оказался от нее на вытянутой руке. Дина понимала, что ничего не может с собой сделать, даже пошевелиться. Да и как может шевелиться клубок этих ниток. А Чак очень аккуратно подцепил длинным желтым ногтем одну из ниток, из которых состояла Дина, вытащил. Оранжевого цвета, очень яркая и приятная. Это одно из детских воспоминаний о лагере на берегу Дона. Но Чак бесцеремонно взял эту нитку в рот, сложенные в трубочку губы легко потянули на себя, будто длинную-длинную спаггеттину..

— … чтобы поесть на халяву, — закончил Чак, полностью втянув нитку-воспоминание.