Верлибр (СИ)

Они говорили о пользе, которую купец принёс своему городу.

Стояли жители четвёртого микрорайона,

в котором купец никогда не был и не мог быть,

поскольку микрорайон появился лет через восемьдесят

после его смерти.

Поставили памятник рядом с улицей большевика Пермякова.

Можно представить, что стало бы с купцом, доживи он

до большевика Пермякова,

до большевика Хохрякова,

до большевика Немцова.

Но ведь мы уважаем нашу историю,

все периоды нашей истории,

и мы ни от чего не отказываемся.

Мы уважаем нашу историю

и всё хорошее, что в ней было.

Мы уважаем купцов, которые строили будущее

с помощью благотворительности и просвещения.

-- И торговли?

-- И торговли.

И благотворительности, и просвещения.

Мы уважаем большевиков, которые строили будущее

с помощью расстрелов и концлагерей.

-- И ликбеза?

-- И ликбеза.

И расстрелов, и концлагерей.

Мы уважаем нашу историю.

ТЮМЕНСКИЕ КУПЦЫ (II)

Андрей Иванович Текутьев,

купец 1-й гильдии и городской голова,

который давал деньги на училища и больницу,

на театр и библиотеку,

теперь сидит в кресле,

опираясь на левый локоть,

брюхо стянуто мундиром, --

купец 1-й гильдии и городской голова,

забронзовевший и позеленевший.

Андрей Иванович Текутьев

теперь сидит в кресле,

спиной к Текутьевскому кладбищу,

которое было названо так по случайности,

но в каком-то смысле и справедливо,

поскольку функционировало в те годы,

когда процветали дела

купца 1-й гильдии и городского головы.

Андрей Иванович Текутьев

сидит спиной к кладбищу,

лицом к центральной улице,

на Текутьевском бульваре,

который, в общем, тоже кладбище,

и сколько под собянинской брусчаткой костей --

никто не знает.

Андрей Иванович Текутьев

сидит спиной к кладбищу,

лицом к центральной улице,

в окружении стилизованных фонарей и скамеек,

хмуро глядя на автомобили,

на проходящие парочки, не обращающие на него внимания.

Андрей Иванович Текутьев

сидит спиной к кладбищу,

как хранитель кладбища,

как правитель кладбища,

как глава не города, а загробного царства,

и хмуро смотрит на проходящих живых.

Андрей Иванович Текутьев

сидит, как Плутон на троне,

как глава загробного царства --

мёртвого мира,

ушедшего мира, --

который исчез сто лет назад.

Какое удачное место

выбрано для памятника

Андрею Ивановичу Текутьеву,

купцу, меценату, сумасброду,

который под конец жизни замаливал грехи

старостой Спасской церкви,

а теперь сидит в кресле,

как Плутон на троне,

и из своего мира мёртвых

хмуро смотрит на мир живых.

ОНО ЗАГОВОРИЛО

Историки уже давно

придумали это понятие --

безмолвствующее большинство.

Меньшинство правило миром,

торговало и воевало,

совершало важные открытия

и говорило об этом

в хрониках и летописях,

указах и законах,

мемуарах и дневниках,

договорах о купле-продаже.

Большинство не умело писать,

большинство не умело читать,

и в мировой истории

не слышно голоса большинства.

Большинство молчало,

выражая себя только в песнях и сказках,

которые, впрочем, тоже записывало меньшинство.

Как историки радовались, когда находили

ругательные надписи на стенах Помпеи

или записки на новгородской бересте.

"Большинство заговорило!" --

восхищались историки.

Это касается прошлого --

античности, средневековья,

даже двадцатого века.

Но в наше новейшее время,

наиновейшее время,

большинство вышло в Сеть

и заговорило.

Историки не знают,

что думал земледелец из нильской долины

о Великих пирамидах и реформах Эхнатона,

что думал земледелец из Аттики

о греко-персидских войнах и философии Аристотеля,

что думал земледелец из Кента

о крестовых походах и творчестве Шекспира,

что думал раб о хозяине.

Но сейчас появилась возможность

узнать, что думает обыватель

о современных пирамидах

и современных крестовых походах.

Слушайте, слушайте,

не затыкайте уши,

не отводите взгляда,

не делайте кислых лиц.

Оно действительно заговорило.

НЕМНОГО ПОХОТИ И НЕМНОГО СКУКИ

Философ сказал о поэзии:

"Немного похоти и немного скуки".

Это лучшее определение поэзии

из всех, что я знаю.

Как же невыносимо

читать антологии мировой поэзии

тома избранного и тома полных собраний сочинений.

Убеждаешься, что философ

был совершенно прав:

90 % поэзии --

немного похоти и немного скуки.

Сплошное нытьё о том,

какая Она была,

а сейчас совсем не такая,

и больше я жить не хочу, --

причём в большинстве случаев

Она -- выдуманная.

Просто требования были таковы --

писать про Ону,

а если подходящей поблизости нету,

то сойдёт и выдуманная.

И другое нытьё о том,

как ужасен и несправедлив,

как тосклив этот мир,

целиком, весь мир,

и никому я здесь не нужен

(и тут снова вставить про Ону).

Старики и молодые,

женщины и мужчины,

нищие и богатые,

при дворе и в опале --

все дуют в одну дудку.

Поэтому я решил,

я сам себе дал обещание

в этих моих верлибрах

не жаловаться, не плакать,

не ныть.

Вы здесь найдёте

неумеренные восторги,

удивление, недоумение,

ненависть и злость.

Но если вам покажется,

что где-то я ною,

то это нытьё не моё.

Это из вашей головы.

НОВОГОДНЕЕ ДЕРЕВО

Ёлка, дерево новогоднее!

Здравствуй, ёлка! Как у тебя дела?

Откуда ты к нам явилась?

Я не стану, как модно в узких кругах,

возмущаться твоему раннему возвращению.

Ты знаешь, я всегда тебе рад.

Мне нравятся твои гирлянды,

твои стеклянные шары,

пятиконечная звезда.

Проходи, ёлка, в наш город.

Чувствуй себя, как дома.