Вторая фаза немецкого оккупационного господства во Франции была связана с нападением нацистской Германии на Советский Союз и характеризовалась двумя взаимосвязанными процессами: массовыми расстрелами заложников в качестве «возмездия» за покушения и превращением антисемитской политики из дискриминации в депортацию. После нападения на СССР в Париже и других местах прошли демонстрации, возросло число актов саботажа. 4 августа Штюльпнагель распорядился о назначении смертной казни за «коммунистические интриги» и в ответ на антигерманскую демонстрацию приказал французской полиции провести аресты. Было схвачено и отправлено в лагерь Дранси более 4000 евреев. Тем не менее в конце августа в Париже были совершены покушения на представителей оккупационной власти. В ставке фюрера они связывались с партизанской борьбой в СССР и Югославии, рассматривались как «массовое движение, управляемое из единого центра», и под давлением из Берлина военный командующий объявил о расстреле 100 заложников за каждое покушение.[356]
Активным противником расстрелов заложников стал административный штаб, который направил Штюльпнагелю докладную записку с аргументами против казней в порядке возмездия. В окружении Шпейделя считали, что «противник стремится не к нанесению материального ущерба германскому вермахту, а к политическому воздействию немецких репрессий». Репрессии затруднят управление страной и поставят под угрозу сами цели оккупации. Следовательно, применение репрессий «играет на руку врагу». Оккупационные власти рассматривали две возможности: наложение коллективной контрибуции и депортацию большего числа людей «на принудительные работы на Восток». Оба наказания должны были применяться против коммунистов, и прежде всего против евреев. Так как во Франции имели место антисемитские настроения, особенно обращенные против евреев из Восточной Европы, оказавшихся в стране после Первой мировой войны, военные власти не предполагали, что население проявит солидарность с жертвами репрессий. Поскольку среди покушавшихся были и евреи, то мероприятия подавления приобретали одновременно и политическую, и мировоззренческую мотивировку.[357]
С середины 1941 года с участием представителей военного командования, полиции, экономического отдела, МИДа и особого оперативного штаба Розенберга проводились специальные «заседания по вторникам» — совещания по «еврейскому вопросу», которые, как отмечал в одном из своих отчетов уполномоченный по «еврейским делам» во Франции гауптштурм-фюрер СС Теодор Даннекер, «за редкими исключениями… приводили к осуществлению единой политики по еврейскому вопросу на оккупированных территориях».[358]
Новая концепция оккупации была опробована после того, как в результате покушения 3 ноября погибли три немецких солдата. Вместо того чтобы испросить у Гитлера разрешения на расстрел 300 заложников Штюльпнагель потребовал в ОКХ убийства «50 евреев и коммунистов», «наложения штрафа в 1 миллиард франков на евреев Парижа», а также интернирования и депортации на Восток около тысячи евреев, связанных с криминальными или антигерманскими кругами. Через несколько дней были убиты еще несколько немецких военнослужащих, и Штюльпнагель предложил расстрелять 50 заложников и депортировать 500 коммунистов. Наконец, по согласованию с Гитлером было казнено 95 человек, 58 из них — евреи. Одновременно военный командующий отдал приказ о депортации на принудительные работы на Востоке «большого числа преступных еврейско-большевистских элементов» — 1000 евреев и 500 коммунистов.[359]
Некоторые офицеры, например начальник районного командования Сен Жан де Люз майор Хенкель, высказывались за депортацию евреев: «Было бы гораздо целесообразнее позволить этим евреям эмигрировать, вместо того чтобы переселять их в другие департаменты или даже направлять в концентрационные лагеря». Штюльпнагель стремился сохранить лояльность французского народа по отношению к оккупантам и в декабре 1941 года предложил вместо расстрелов французских заложников депортировать 300 евреев.[360]