Вермахт у ворот Москвы

Большое влияние на моральное состояние немецких солдат оказывали тяжелые потери в боевой технике и вооружении. Так, за период с июня 1941 г. по март 1942 г. сухопутные войска вермахта потеряли 3 785 танков (кроме штурмовых орудий и бронемашин), тогда как произведено было за то же время всего 3 649 танков[546]. Отсутствие надлежащей поддержки со стороны подвижных соединений отрицательно сказывалось на поведении военнослужащих в бою, зачастую вызывало у них панику. Командующий ГА «Центр» фон Клюге зимой 1941 г. отмечал, что «как только появляются русские танки, наши войска сразу обращаются в бегство». В дальнейшем положение мало изменилось, поскольку ГА «Центр» получала минимальное количество новых танков и, кроме того, они по своим техническим характеристикам оставались пока хуже советских аналогов. Например, 18-я танковая дивизия после окончания зимних сражений 1941/42 г. насчитывала в своем составе всего 20 танков (в основном Т-II и T-III); она испытывала недостаток орудий и автомашин. Дивизия надолго потеряла свою былую мобильность[547].

Следствием тяжелых потерь вермахта в битве под Москвой явилась недостаточная подготовленность нового пополнения к боевым действиям. В войска прибывали солдаты, которые прошли лишь ускоренный курс обучения. Их морально-психологическое состояние не отвечало требованиям обстановки на Восточном фронте. 18 марта 1942 г. командир 10-й моторизованной дивизии сообщил в штаб 20-го корпуса свои наблюдения на этот счет: «…При первом огневом налете новое пополнение бросилось в снег, зарылось в него с головой и было не способно к ведению боя. Когда же офицеры старались воодушевить их, то солдаты притворялись убитыми. Когда началась русская танковая атака, то солдаты повскакивали и обратились в бегство. Во время другого боя новое пополнение при первом налете принялось из-за укрытия бессмысленно стрелять в воздух…»[548]

Отметим еще один момент, повлиявший на состояние германских военнослужащих весной 1942 г. Отпуска на родину теперь стали редкими, в то время как дополнительные обязанности, в том числе по несению караульной службы, заметно возросли. У молодого пополнения это вызывало гнетущее впечатление, а у опытных солдат, воевавших не первый год, – раздражение.

Довольно подробно свои переживания на этот счет передал ефрейтор саперного взвода, 365-го пехотного полка, 211-й пехотной дивизии (инициалы ефрейтора – Э. З.), захваченный в советский плен летом 1942 г. На допросе он показал: «…Подавляющее большинство солдат хочет конца войны и возвращения домой к семьям… Отпуска, смена, возвращение на родину остались лишь добрыми пожеланиями и мечтами… Обещали свежее пополнение – оно до сих пор не пришло. В качестве пополнения прибывают солдаты, перенесшие уже одно, а то и два ранения на Восточном фронте. Большинство из них еще не оправились и прибыли с полузалеченными ранами… Многие солдаты ходят с повязками на голове, шее, руках, ногах и т. п. В госпиталях их досрочно признали “вылечившимися” и снова послали на фронт. Так выглядит наш “эрзац”. Взводом командует обер-фельдфебель Росс. Солдаты его недолюбливают за то, что он вечно кричит на них и хочет их заставить на передовой линии ходить в струнку, как на плацу в мирное время. Я и мои товарищи, особенно те, которые уже третий и четвертый год служат в армии, прямо отвечают Россу, когда он хочет заставить нас бегать как мальчиков: “у нас много времени до конца войны, поэтому спешить некуда”. Росс за мои ответы постоянно отправлял меня в те подразделения, которые расположены в самых передних блиндажах…»[549]

Еще один военнослужащий вермахта, ефрейтор Д. из 524-го пехотного полка, 197-й пехотной дивизии, по происхождению австриец, был захвачен в плен в начале лета 1942 г. Во время допроса он рассказал о настроениях в его части: «…Настроение солдат нельзя считать плохим, но его нельзя назвать и хорошим, особенно у старых солдат, которые на Восточном фронте воюют уже второй год, да и, кроме того, их осталось очень мало. Я потерял всех своих старых товарищей. Новое пополнение – это совершенно не то, что кадровые части. Они плохо обучены, в боях боязливы… Дисциплина уже не та, которая была с начала войны. У нас имеются много случаев дезертирства. Не так давно один солдат нашего полка бежал с поля боя во второй эшелон, он осужден к трем годам тюремного заключения. Имелись также случаи, когда солдаты исчезали из части, после их находили дома у своих родных или переодевшимися в глубоком тылу. Этих людей расстреливают даже без суда…»[550]

Дезертирство приобретало значительные масштабы. Имели место и случаи перехода на сторону противника. Весной 1942 г. дезертирство стало едва ли не обычным явлением для вермахта – в том числе и для ГА «Центр».