Вернадский

Над описательным аппаратом науки возвышается второй этаж: эмпирические обобщения, наиболее устойчивые, неизменные, твердо установленные суждения, не имеющие исключений. Они добыты точными наблюдениями поколений ученых и бесспорны.

А над ними и на их основании он строит следующий этаж: эмпирические принципы, самые главные, предельно обобщенные суждения, охватывающие уже не части природы, а всю ее.

Вот как он их определяет:

«Пересматривая теперь, после ряда лет, непрерывно шедший ход работы моей мысли в этой области знания — в геохимии и биогеохимии, — я вижу, что в основе всего естествознания лежат три широких и глубоких эмпирических обобщения, значение которых и взаимные соотношения между которыми для меня только постепенно и медленно выяснились.

Я вижу сейчас, что эти три основных эмпирических принципа охватывают все естествознание. Два из них были высказаны в конце XVII в., но вошли окончательно в научную мысль естествознания в конце XVIII — начале XIX века, а частью входят еще и теперь. Третий принцип зародился в начале XIX столетия и охватил научную работу в середине этого века.

Первым будет принцип, высказанный Ньютоном в 1687 г., — принцип сохранения массы вещества в окружающей нас реальности, во всех изучаемых нами явлениях. Он был признан окончательно в середине XVIII — в начале XIX в.

Вторым будет принцип Гюйгенса, высказанный им в предсмертной работе в 1695 году и ставший известным в начале XVIII в. Этот закон природы гласит, что жизнь есть не только земное, но и космическое явление. Это представление еще только входит в научную мысль.

Третьим принципом будет принцип сохранения энергии, аналогичный сохранению массы Ньютона, охвативший XIX век. <… >

Удобно назвать его принципом Карно-Майера».

Вот три кита, на которых фактически должно покоиться описательное, точное естествознание. Они аналогичны известным законам сохранения, но распространены на весь материальный мир в целом. И жизнь, точнее, живое вещество приравнено к принципам сохранения. Пока это просто принцип космичности, вечности жизни, но кто-нибудь в будущем сформулирует его более строго как закон сохранения жизни.

Он представил их в историческом движении, по мере становления человеческого знания, по мере открытия наукой тайн природы. С пройденного им пути, с вершины виднее скрытые тропы, по которым развивались человеческие поиски истины.

А кто же первый высказал идею космичности жизни?

Верный своему правилу для каждой мысли находить предшественника, Вернадский предпринимает разыскания и находит того, кто первый научно подошел к этому вопросу: голландский ученый Христиан Гюйгенс. Как другие эмпирические обобщения: Франческо Реди: «Все живое — от живого» или Геттона: «В геологии нет начала и нет признаков конца», обобщение Гюйгенса забыто, заслонено последующим развитием науки. Цельное представление о природе разлилось на многочисленные ручейки частных дисциплин. И это оправданно: надо было описать великое разнообразие живого, перед числом видов которого пропадают классы и виды неживых естественных тел: горных пород, минералов, кристаллов, космических тел и даже химических соединений. Но теперь нужна обобщающая их мысль.

Гюйгенс, как известно, с помощью телескопа вел многочисленные исследования тел Солнечной системы и даже открыл некоторые спутники у больших планет. Незадолго до смерти он изложил свое миропонимание в книге, которую назвал «Космотеорос»[14]. Наблюдения дали ему право говорить о несомненном единстве всех тел Солнечной системы, об их одинаковом строении. Луна, Марс, Венера геометрически представляют собой все те же тела вращения, что и Земля. А видимые крупные черты их поверхности позволяют сделать заключение, что они сложены теми же горными породами, тем же веществом, что и на Земле. И значит, заключил Гюйгенс, жизнь, играющая такую огромную роль на Земле, несомненно, присутствует и на других небесных телах.

Таково первое, основанное на естественных объяснениях мнение о космичности жизни (полуфантастические и умозрительные теории появлялись и ранее, например, в вышедших за десять лет до «Космотеороса» «Беседах о множественности миров» Фонтенеля).

Большие принципы, два из которых очень широко известны, дополняются, таким образом, третьим — принципом сохранения количества жизни. Именно так развил Гюйгенса в свое время великий Бюффон, объединяя в совокупности все физические, химические, геологические, космические и биологические явления. Большие принципы объясняют как единство мира, так и его устойчивость, его существование, иначе говоря, если последнее слово понимать не в философском смысле, а более конкретно.