Вернадский

— Еще мой отец был уверен, что я доживу до конституции в России. Но теперь я уверен, что доживет до этого только мой сын!

Летом на Ильинскую ярмарку отделение Харьковской конторы отправлялось в Полтаву, и Вернадские перебирались туда, как на отдых. Ярмарочная толпа, лавки с яркими выставками, пестрые платки, кофты и юбки женщин, крики торговцев, рев голодных коров, выведенных на продажу, — все обращалось в какой-то оглушительный праздник.

Полтавские родственники Вернадских чуть не вступали в споры, где, у кого им жить, когда, кому и где их принять.

Это были самые веселые дни раннего детства Владимира Ивановича.

Жизнь в Харькове вообще представлялась мальчику самой лучшей жизнью, какая может быть на свете. Дело было не в сытости и довольстве. Развращающее влияние их резко ограничивали отец и мать, не выносившие барских замашек. Им вторила и старая няня.

Стоило только Володе грубо сказать ей что-нибудь, ответить слугам небрежно, как она серьезно и грустно выговаривала ему:

— Что ты это? Теперь нет крепостных, бар тоже нет, все люди…

Радость жизни мальчику приносили мысли и книги, разговоры с отцом и с двоюродным дядей Евграфом Максимовичем Короленко.

По воспоминаниям Владимира Ивановича, то был оригинальный, сам себя образовавший, много знающий человек. Самолюбивый до крайности, остроумный и обидчивый, он поражал мальчика своей глубокой добротою и в то же время наивным эгоизмом, который, однако, очень шел к его либерализму и независимости. Он говорил, например, что никак не может понять, как можно, не будучи сумасшедшим, самому идти на костер, подобно Джордано Бруно.

— Нет, я как Галилей, — говорил он. — Если ко мне попы пристанут, так я двадцать раз перецелую им все кресты, а сжигать себя не дам!

Мальчик мечтал о подвигах после чтения своих книг, но осудить дядю не решался и считал своим долгом в будущем оправдать работой и свою и дядину жизнь.

Навек остались у Владимира Ивановича в чистой памяти детства темные зимние звездные вечера, когда перед сном он ходил с дядей гулять по тихим улицам Харькова. Оба любили небо, звезды, особенно Млечный Путь; оба любили — один рассказывать, другой слушать. После таких рассказов падающие звезды оживлялись воображением мальчика. Луна населялась необыкновенными существами, и жажда постигнуть космос обращалась в тайную страсть.

В 1873 году Володя поступил в первый класс харьковской гимназии и охотно взялся за учебники. Перед этим он провел лето в Основе, наследственной усадьбе знаменитого украинского писателя Григория Федоровича Квитка-Основьяненко. Володя читал впервые его украинские повести. Они напоминали гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки», но были ближе — к тому, что Володя видел вокруг себя.

Он много читал, жил замкнуто, своей скрытной жизнью и неохотно водился со сверстниками.

В летние каникулы, при переходе из первого во второй класс, Володя совершил с отцом первое заграничное путешествие. Главной целью поездки была международная выставка в Вене, и Вернадские выехали всей семьей, даже с няней и воспитательницей. Но Анне Петровне везде не нравилось: и в Вене, и в Праге, и в Дрездене, и даже в Венеции.

— Какое может быть сравнение с Петербургом, где эти белые ночи, такая красота… — говорила она.

Иван Васильевич сократил выработанный им маршрут, и Вернадские возвратились раньше времени. С тех пор Анна Петровна слышать не хотела о загранице, мечтала только о Петербурге с его непонятной тогда Володе красотой и белыми ночами.

Остаток лета провели в Полтаве, и Ильинская ярмарка показалась Володе и девочкам веселее, чем Венская выставка.

Осенью Володя с удовольствием отправился в гимназию. Но этот год его жизни омрачила неожиданная смерть старшего брата.

Володю поразило лицо юноши в гробу: оно было спокойно и красиво, как бывает лицо человека, после долгих трудов и страданий достигшего цели.

В то лето поехали не в Полтаву, как всегда, где все дышало памятью об умершем, а в Вернадовку. Так называлось имение Вернадских в Моршанском уезде Тамбовской губернии после того, как ближайшую станцию новой Сызрано-Вяземской железной дороги поименовали Вернадовкой, в уважение деятельного участия Ивана Васильевича в проведении дороги.

Новая должность управляющего конторой Государственного банка никак не отвечала прирожденной живости характера Ивана Васильевича, и он в этой должности оставался недолго. Когда отвлекавшее на себя его энергию строительство дороги закончилось, Иван Васильевич решил бросить Харьков и возвратиться в Петербург к журнальной и издательской деятельности.

Глава III ВЫХОД В ЖИЗНЬ И НАУКУ

Поле научной работы действует тем началом бесконечности, которое в нем повсюду разлито и которое невольно отвлекает душу от земного и житейского.