— Академик Вернадский бывает здесь редко и в разное время. Но вы можете предварительно переговорить с его заместителем. Он здесь.
Симорин направился к заместителю и, приостановившись на минуту перед дверью, чтобы отдышаться, вошел. Его встретил молодой человек невысокого роста, такой же, как он, блондин, но с яркими голубыми глазами. Это был Александр Павлович Виноградов. Он выслушал посетителя с большим вниманием, коротко спросил, где он учился, и, узнав, что Симорин работает, кроме микробиологического института, еще и у Владимира Васильевича Челинцева, профессора Саратовского университета по аналитической химии, сказал, что попробует созвониться с Вернадским.
Соединившись с Вернадским, Виноградов спросил, когда он может прийти с планом работ, а затем сообщил о молодом докторе из Саратова. Судя по той половине разговора, которую Симорин мог слышать, Виноградов просил академика принять приезжего. Переговорив, Александр Павлович с приветливой улыбкой сказал:
— Ну вот, Владимир Иванович примет вас завтра… — И затем строго предупредил: — Вы придете ровно в два часа, не опаздывая ни на минуту. Если опоздаете, академик может вас не принять, во всяком случае, репутация ваша в его глазах будет испорчена… Вы не должны отнимать более десяти минут, постарайтесь уложиться в эти десять минут. Когда академик встанет, не задерживайтесь и уходите. Итак, главное: не опаздывать ни на минуту! Желаю вам успеха!
На другой день, тщательно выверив свои часы, Симорин отправился на Васильевский остров. Без четверти два он был на Седьмой линии и, пройдясь несколько раз мимо дома, без трех минут два остановился на площадке. На одной из дверей канцелярские кнопочки прочно держали простую визитную карточку с именем хозяина. Без одной минуты два, теряя дыхание, Симорин дал короткий звонок.
Дверь открыла Наталья Егоровна. Никогда еще, ни раньше, ни после Александр Михайлович не видывал таких хороших, простых и приветливых лиц. Она спросила:
— Вы договаривались с Владимиром Ивановичем?
И когда он ответил, она провела его в прихожую, указала на дверь кабинета и сказала:
— Раздевайтесь и проходите в кабинет.
Гость начал раздеваться, слыша удалявшийся женский голос:
— Доктор из Саратова, о котором говорил вчера Александр Павлович…
Все это было проще того, как можно было ожидать. Только смутила необходимость, раздевшись, пройти одному в кабинет. Не найдя там никого, Александр Михайлович растерянно, не садясь и не двигаясь, стал ждать. Он увидел книжные полки, много столов, обыкновенные комнатные цветы на окнах и в корзинах.
— Ну, где же, где этот доктор? — послышалось сзади.
Все тот же стройный, совсем не горбящийся Владимир Иванович вошел в кабинет легкой и быстрой походкой. Гость назвал себя, он ответил, пожимая его руку:
— Вернадский Владимир Иванович. Так меня и называйте!
Он сел в свою венскую плетеную качалку, усадил гостя возле себя на диван и пригласил к разговору:
— Ну рассказывайте теперь, как вы ко мне попали?
Александр Михайлович рассказал все так, как было, и прибавил виновато:
— Я знаю только биосферу!
— А вот сейчас я вам дам и наши новые работы…
Владимир Иванович встал, подошел к полкам, взял несколько оттисков и снова сел в качалку.
— Что же вы хотите от нас? — спросил он.
— Я бы хотел, Владимир Иванович, получить тему для работы, — ответил Симорин и встал, так как десять минут уже прошли.
Владимир Иванович остановил его:
— Сидите, сидите. Давайте хорошенько познакомимся. Расскажите, что вы читали. Не теперь, а вообще, с детства, с гимназии…
— Читал Майн Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера… — смущенно перечислял молодой доктор, виновато взглядывая на Вернадского.
— Рассказывайте, рассказывайте, это все очень интересно!
Владимир Иванович говорил это не для того, чтобы ободрить рассказчика. Он глубоко интересовался бессознательным стремлением человека к науке, в которой видел природное явление.
Доктор из Саратова был очень искренен, вежлив и скромен. Владимир Иванович неожиданно спросил:
— А вы могли бы поехать куда-нибудь, например, на север, скажем, для того, чтобы собирать там космическую пыль?
Симорин готов был ехать куда угодно, делать все, что предложат: ничто не привязывало его к Саратову. Он сказал это и опять встал.
— Подождите еще, — вновь остановил его хозяин, взглянув на часы, — будем пить кофе.
Почти в тот же момент портьеры на двери распахнулись, чьи-то руки втолкнули металлический столик на колесиках, который подкатился к ногам Вернадского. На столике были чашки, кофейник, сыр, масло, хлеб. Владимир Иванович разлил кофе по чашкам, продолжая расспрашивать гостя о родителях, о Саратове.
— Я несколько дней прожил в Саратове, — пояснил он свой интерес к городу. — Меня заинтересовал Радищевский музей, прекрасный музей, где я нашел старинные коллекции минералов. Я даже написал тогда об этом в «Саратовском дневнике», была такая газета.
Пока Владимир Иванович вспоминал все это, гость торопливо проглотил свой кофе и снова встал. Владимир Иванович не останавливал его больше.