Он торопился уйти от этого негостеприимного дома. 8 грубых башмаках ноги болели сильней во сто раз, невыносимо тяжелы стали и костыль и русский солдатский полушубок на плечах, а тяжелее всего, тяжелее всего был нестерпимый позор, который давил его. Он прошел, опустив глаза, мимо первого крыльца, мимо второго, и тут его кто-то окликнул. По каменным ступенькам спускалась молодая девушка; пораженная его страшным видом, она остановилась на полпути. Пришелец поднял на нее затуманенные предсмертной пеленой глаза и, несмотря на весь ужас своего положения, пришел в восхищение от ее красоты. Он улыбнулся жалобной и вместе с тем счастливой улыбкой. Не будучи в состоянии поклониться, как принято, прелестной незнакомке, он сделал рукой какой-то неопределенный приветственный жест. Она смотрела на него черными глазами, удивление, любопытство и жалость, сквозившие в них, делали их еще более красивыми.
– С поля битвы? – прошептала она.
Он кивнул, невольно улыбнувшись ей.
– Где был бой?
– Под Малогощем.
– Так это туда двинулся Ченгерий? Он вчера проходил мимо нас.
– Да, он, а также и другие…
Она подошла к нему поближе, внимательно и пытливо разглядывая его русский полушубок.
– Я повстанец, – поспешил он объяснить, – а полушубок стащил с солдата, потому что нас обобрали до нитки.
– Как же вы добрались сюда?
– Лесом.
Она взглянула на его окровавленную голову, разбитый глаз и залитые кровью ноги и энергично и быстро, с каким-то особенным одушевлением, принялась за него. Схватила за руку, отобрала суковатую палку и закинула ее далеко за сломанную садовую ограду. Затем, взяв раненого под руку, повела по ступенькам крыльца.
– Дом сожгут, – сказал он мягко, невольно упираясь.
– Ну, что будет дальше, – увидим, а пока живо идите туда, куда велят, – решительно проговорила она, торопливо втаскивая его на лестницу.
Он с трудом взобрался на крыльцо и сел на скамью. Девушка зажгла стоявший здесь фонарь, открыла тяжелую дверь и увлекла незнакомца за собой в дом. Его опорки беспомощно стучали по каменному полу просторной темной прихожей. Снова поднявшись по ступенькам, он вошел в большой покой, откуда его за руку повели дальше из комнаты в комнату. В доме уже было темно, и при слабом свете фонаря пришельцу, горевшему в лихорадочном жару, место это показалось ужасным. Ему мерещилось, что он уже умер, и прекрасный ангел-избавитель ведет его в странную усыпальницу. Он отшатнулся и хотел было бежать… Но маленькая крепкая ручка не отпускала его. Так он вместе со своей проводницей миновал большую пустую холодную гостиную и вошел в натопленную комнатенку. Девушка усадила раненого на простую, обитую кретоном, кушетку и, как бы опасаясь, что их могут подслушать, шепнула ему:
– Пойду взгляну, не заметил ли кто-нибудь, и вытру кровь на крыльце.
– На кухне меня видел какой-то старик.
– Ну, это свой… Это повар, Щепан.
– И мужики видели, как я шел в усадьбу.
– Тоже не так страшно. Ну, сидите тихонько…
Она вышла из комнаты, унося фонарь. Страдалец прислонился спиной к стене и лишь теперь почувствовал всю свою немощность.
Муки будто только и поджидали эту минуту и накинулись на него, беспомощного, со всей своей беспредельной силой. Он взвыл от боли… Хотя в доме было уже темно, подернутые пеленой глаза его видели светлый квадрат окна, кисейные занавески, мебель; но он все еще не мог осознать того счастья, что его израненное тело находится под крышей, в стенах людского жилища. Как во сне, мелькали перед ним картины боя, бегства, леса, реки…
Скрипнула дверь. Послышались легкие шаги. В комнату вошла молодая хозяйка с фонарем. Она поставила его на стол и со смехом сказала:
– Растащили все, даже подсвечники. Остался только этот фонарь. Приходится сидеть с фонарем как в хлеву. Слыханное ли дело? Следы на крыльце я все-таки вытерла. Вы очень измучены?
– Да, у меня совсем нет сил.
– А куда вы ранены?
– Ран очень много… Я только чуточку отдохну… и сейчас же уйду.
– Так вот сейчас и уйдете? А куда это вы собираетесь идти, позвольте вас спросить?
– Нет ли здесь подвала, дровяного сарая или чердака, где бы я мог лежать под крышей. И укрыться бы чем-нибудь теплым… я очень озяб…
– Сейчас, сейчас…
– Я уже могу идти. Я отдохнул.
– Да, да, конечно…