Верная жена

Она перестала добавлять яд. Потом начала снова. Ей хотелось уйти в лес и выбросить мышьяк, чтобы ни одна живая душа его не нашла. Но она не выбросила. Он хранился в голубом флаконе с китайской наклейкой.

Кэтрин думала, что в какой-то момент остановится. Муж ослабеет, зачахнет, на его коже останутся шрамы от гнойников. Он еще поживет, но потом умрет. И все же какое-то время протянет. Не умрет на ее руках, пока эти руки будут промывать ему кожу. Не умрет в агонии. Его существование продлится, но настанет момент, после которого дороги назад не будет. Кэтрин приближалась к этому моменту, и ее страдания усиливались каждый раз, когда Труит забывал название предмета или опускался в кресло, а потом вдруг вставал и садился в другое. Каждый раз она обмывала его теплой водой, облегчая боль и прогоняя страх.

Миссис Ларсен возненавидела ее: служанка чувствовала, что ее хозяин умирает из-за Кэтрин. Кэтрин убивала его, как когда-то Эмилия. Однако сам Труит считал, что расплачивается за грехи молодости.

«Luxe, calme et volupte»,[14] как написал поэт. Ральф воспринимал эти слова как бесконечное потворство собственным капризам, как жизнь без последствий, в которой красота и ощущения — единственные значимые понятия. Когда его предала Эмилия, когда умерла Франни, он поклялся, что дни потакания слабостям закончены. Бросил пить. Стал вести трезвую жизнь. Он ничему не научился и полюбил Кэтрин со страстью молодости. Желание привезти Антонио было подобно тоске по возлюбленной, и это желание его убивало. Он забыл о яде, забыл, что с ним делают. Думал лишь о том, что сам сделал много лет назад. Ему казалось, что все дело в болезни, которой он заразился в юности, движимый вирусом секса, подхваченным в детстве. Сейчас, после длительных лет затишья, болезнь оскалила мстительные зубы.

В Ральфе еще теплились остатки жизни. С неловкой нежностью он смотрел на свою судьбу. Склонял к ней голову, как к ребенку, боялся взять в руки, опасался повредить такой безупречной красоте. Когда-то он двигался и говорил, как другие люди, ему было удобно в своей одежде, он держал в объятиях женщин. Был отцом и мужем. Его ребенок сделался идиотом. Жена, чаровница и прелестница, разрушила его жизнь. Он не мог вспомнить ее лицо. Антонио он не видел с тех пор, как тому исполнилось четырнадцать. Минуло двенадцать лет. Куда они делись? Как выглядит Тони сейчас? Мозг Ральфа, словно растение, тянущееся к свету, весь день обращался к вопросам, на которые не находилось ответов.

Вместе с миссис Ларсен Труит переехал в старый дом. Поселился в спальне, где спал мальчиком, улегся на узкую железную кровать. Остроконечное окно было обращено к звездам. На вилле Труит боялся призраков. Надеялся, что убежал от них.

Каждое утро он просыпался в беспокойстве за жену. Отправлялся в большой дом, проводил с Кэтрин дни, и она терпеливо объясняла ему то, что он запамятовал. Она кормила его супом из ложки, купала в теплой ванне, и озноб на пять минут отступал. Ральф приходил к ней за инъекцией морфия, и она капала яд в его пищу, на щетку для волос, на одежду. Он не мог терпеть прикосновения ткани к телу. В некоторые моменты он вспоминал, что с ним делают, но тут же забывал. Он никогда ни в чем не винил Кэтрин.

После ужина и чтения у камина его укутывали в шали, и миссис Ларсен осторожно и медленно увозила его домой. Ненавистный взгляд служанки пронзал Кэтрин сердце. Она долго шла по темным полям, поднималась по ступеням старого фермерского дома и до утра сидела возле кровати Ральфа. Если он просыпался, брала его за руку, вытирала лоб мягкой теплой тканью, называла по его просьбе имена мертвых и живых, являвшихся к нему по ночам. Еще до восхода солнца она надевала пальто и возвращалась на виллу — поспать немного, а потом приходил он. Труит не соображал, где находится, не понимал, куда сесть, и иногда не узнавал ее.

Наконец Ральф созрел. Он хотел умереть. Но Кэтрин все еще не решалась. И вдруг поняла, что не сможет этого сделать.

Он сидел на стуле в музыкальной комнате. Она заткнула ему уши ватой, потому что любой шум доводил его до неистовства, и опустилась перед ним на колени.

Кэтрин с трудом переносила свою греховность, страдания мужа, его терпеливое согласие на все. Она положила голову Ральфу на колени и тихо сказала, глядя в его усталое лицо:

— Все пропало. Я не могу этого сделать.

— Что сделать?

— Ты все, что у меня есть. Ты мой мир, и я не могу сделать это с тобой. Я слишком тебя люблю. Мне стыдно, когда ты смотришь на меня. Возьми меня за руку. Все прекратится. Ты будешь жить. Я сделаю тебя здоровым.

Ральф глядел на жену, его лицо излучало сплошную доброту.

— Если ты умрешь, я буду тосковать всю жизнь. Горевать по тебе, когда меня поведут вешать, когда наденут петлю на шею.

— Но я хочу умереть. Сделай это.

— Нет. Ты думаешь, что хочешь, но это не так.

— Антонио…

— Он приедет. Обещаю. Он приедет. Я с тобой. Живи для меня.

Ральф дотронулся до ее волос. Подержал прядь между большим и указательным пальцем.

Он любит ее. Он будет жить.