Ту самую, что когда-то подарил ей Николай. Ту самую, что оставил ей Хозяин Пустого Мира… Оставил единственную дорогую вещь, чтобы потом забрать ее. Часто Вероника засыпала, сжимая крестик в руке. Она не молилась. Никакие молитвы и никакой бог, кроме господствующего в Пустом мире, не могли ей помочь. Эта крохотная и на первый взгляд обычная вещица придавала сил, когда она, измученная возвращалась из мира людей.
Люцифер делал всё, чтобы за те крохотные визиты к родным, она платила, как можно больше. И порой Веронике казалось, что он специально “отпускает” ее, подталкивает прочь, лишь для того, чтобы потом изо всей силы выдернуть обратно.
Вот, крестик исчез в кармане пиджака.
- Неужели ты действительно думаешь, что эти скулящие “пожалуйста” заставят меня передумать?
- Нет,- раздалось в ответ глухое.
- Умный мышонок,- улыбнулся Люцифер и оставил ее одну. Осталось совсем немного до начала.
Эта незатейливая игра ему пришлась по душе. Ослабить поводок ближе к ночи, когда её тоскующая душа так рвется к родным. Лично открыть для нее “дверь”, слегка подтолкнув к порогу… И глупая поддавалась искушению – возвращалась в мир людей. Никто не мог уйти без разрешения Люцифера. Ей он давал такой шанс. Давал, чтобы потом резко натянуть невидимый поводок, сдавливая горло. Тысяча игл впивались в ее бесплотное тело, тысячи пальцев впивались в безмозглую преданную душонку, забирая ее обратно в Пустой мир.
Ему нравилось смотреть, как она мучается. Как стонет, приходя в себя на полу столь “любимой” спальни. Как стискивает пальцы от боли, как упрямо пытается подняться и как падает, как наливаются кровью ее светлые, словно небо глаза… Но больше, чем её странное упрямство, Люциферу нравилось поражение. Когда она обессиленная не могла и пальцем пошевелить… Лишь безвучно двигала губами, перед тем как провалиться в черный омут беспамятства.
Он ведь предупредил её, что за все, даже за секунды придется платить. И она платила… Против воли, но платила. И Люцифер всё пытался понять, зачем.
И вот, сейчас всё повторялось сначала. Она отчаянно хотела домой, уже ставшим для нее бывшим, и Князь позволил ей освободиться. Чуть ослабил поводок, предвкушая…
Вероника начала исчезать. Ее яркие доселе эмоции померкли. И когда она почти перешагнула порог Пустого Мира, Князь настиг ее. В серости, наполняющей пустое пространство мира, он схватил ее за руку.
Вероника коротко вскрикнула, ощущая, как холодные сильные пальцы сомкнулись на ее запястье.
- Куда бежишь, мышонок? – ехидно поинтересовался, развернув к себе.
- Не надо … Пожалуйста… - и в ее больших глаза отразился страх. Тот самый отчаянный страх загнанной в угол жертвы.
- Тише, мышонок… - прижал палец в ее губам, заправил прядь волос за ухо.- Тише…
- Не надо… Умоляю… - тихо повторила, пытаясь справиться с крупной дрожью.
Князь как-то странно усмехнулся и сильнее стиснул пальцы. Начинался его любимый момент. С громким, даже оглушающим в гнетущей тишине, треском ломались кости. Вероника закричала от ослепляющей, будто вспышка, боли. И ее крик разнесся в пустоте, поглощаясь и тотчас затихая.
Вероника кричала, а он продолжал ломать ей пальцы, напиваясь ее болью. Яркой, насыщенно красного цвета.
Глоток. И еще сильнее сжать пальцы. Она уже не кричит – вопит. И боль, сладкая-сладкая боль струится по венам, разливаясь приятным теплом, оседая на кончике винным привкусом…
Она больше не может кричать, лишь хрипит, задыхаясь, словно рыба выброшенная на берег. Насытившись, Люцифер оттолкнул ее – Вероника упала. Тихо всхлипывая, она прижала покалеченную руку к себе.
Ничего. Тело, подаренное Люцифером, быстро восстанавливается. Он любит, чтобы игрушки были целыми.
- Знаешь, - отряхнув невидимые пылинки с пиджака, он присел рядом с ней,- думаю, что нам нужно с тобой прогуляться, мышонок. Ты ведь хочешь увидеть семью, не так ли?
Она промолчала, но ответ Князю и не требовался. Подхватив ее на руки, легкую, как пушинку, дрожащую от слез и боли, он сделал шаг в мир людей.
Глава 7. На небе вороны, под небом монахи
Глава 7
На небе вороны, под небом монахи
Шел снег. Мелкий, искрящейся белый на фоне свинцового неба, он лениво кружился, подхватываемый легким ветром. И улица под тонким снежным покровом, люди, идущие в черном, бесцветное небо - всё казалось Веронике слишком мрачным, будто она смотрела старое немое кино. Где единственным ярким пятнышком выделялся пузатый зелено-белый автобус.