Вернись и полюби меня (ЛП)

И как же точно выразился Дамблдор: приходилось повторять себе, что никогда не поздно исправить ошибку, потому что думать иначе было бы просто невыносимо… точно так же, как нельзя день за днем жить с людьми, не умея при этом прощать, смотреть вперед и отпускать свое прошлое, если в нем только горе и тьма.

Когда Ремус добрался до восьмого этажа, на месте голой стены уже успела появиться дверь из вишневого дерева, заплетенная резными виноградными лозами. Он потянул на себя ручку и вошел в тот яблоневый сад, который комната создавала для Дамблдора, где стоял такой же погожий денек, как и за стенами замка, и так же синело небо, светило солнце и пахло летом.

Дамблдор сидел на кресле, выточенном из старого пня, с сиденьем на месте спила. У ножек-корней росли васильки – такого же цвета, что и мантия директора; он плел из них венок – ребяческая забава, особенно любимая девочками. Заслышав шаги, он поднял голову и улыбнулся – при виде этой улыбки Ремус всякий раз себе повторял, что вовсе незачем испытывать из-за нее такое облегчение.

- А, мистер Люпин, - поприветствовал его Дамблдор. - Присаживайтесь – вы, как всегда, вовремя.

“Мне не хватает моральной стойкости, - подумал Ремус, - я могу поступать безответственно и эгоистично и подвергать других опасности. Но зато я никогда не опаздываю”.

- Спасибо, сэр, - вместо того, чтобы сотворить для себя стул, он предпочел устроиться прямо на траве – и тут же вскочил на ноги, когда директор поднялся со своего пенька-кресла, чтобы пересесть к нему на землю.

- Нет-нет, дорогой мой мальчик, - сказал Дамблдор. - Право же, не стоит – слишком давно я не пользовался этим сиденьем, созданным для нас самой природой.

Ремус снова опустился на траву и скрестил ноги, отложив сумку в одну сторону, а книжку по анимагии – в другую.

Дамблдор продолжал улыбаться; пальцы его, будто по привычке, вплетали в венок все новые васильки.

- Как продвигаются ваши штудии?

- Сэр, я вам точно говорю: эту книгу написал какой-то садист.

Его собеседник тихонько рассмеялся.

- Тибериус Торн, если не ошибаюсь? Должен признать, он и в самом деле не из тех, кто склонен излагать свои мысли прямо.

- “Прямо”? Концентрическими кругами – это куда вернее!

Дамблдор улыбнулся, и в глазах его вспыхнули искорки.

- Но самый важный этап – это определить свою анимагическую форму, не так ли? Сомневаюсь, что Тибериус Торн может как-то этому помешать.

- Нет… но я все равно не знаю, как ее найти, - признал Ремус, выдернув пару травинок – их стебельки под пальцами казались прохладными. - Я взялся за эту книгу, потому что уже перепробовал все упражнения Джеймса и Сириуса – медитировал, листал энциклопедии… перебрал сотни и сотни картинок с животными, но не нашел ни одного изображения, чтобы посмотреть на него и сказать: “Эврика, вот оно!”

- Но, возможно, среди них нашлось такое, которое вызвало желание сказать: “Нет-нет, это не оно”? - спросил Дамблдор – взгляд его напоминал рентгеновский луч.

Ремус потупился, изучая костяшки пальцев.

- Я… я все время возвращаюсь к волку. Но эта мысль… не кажется мне правильной.

- Но кажется ли она вам неправильной? Или вам бы только хотелось, чтобы казалась?

Мощным усилием воли Ремус подавил нахлынувшее отвращение и попытался задуматься над этим всерьез.

- С одной стороны, в ней есть что-то верное, - произнес он медленно. - Но в то же время и какая-то фальшь.

- Оборотнем вас сделало проклятие, - сказал Дамблдор. - Это из-за него вас с вашим волком нельзя разделить – но так было не всегда. То, что вы оборотень, почти наверняка влияет на ваш истинный облик… по правде говоря, я готов поставить на это свою лучшую шляпу. Но проклятие вами не управляет.

- А очень на это похоже, - возразил Ремус тихо.

- Только вашим телом, раз в месяц, когда оно поглощает ваше сознание. Но можно ли назвать ваш разум разумом волка? А разум волка – вашим? На эти вопросы никто не может ответить, поскольку за все века нашего сосуществования еще никто не пытался изучать оборотней по-настоящему, с сочувствием к ним и искренним желанием понять; по правде говоря, я полагаю, что именно вы и ваши друзья подошли к этому ближе всего. И как знать, возможно, если бы вы могли управлять своим превращением и сохранять при этом собственный разум, то познакомились бы с той стороной себя, которая для вас так же непознаваема, как темная сторона луны. По крайней мере, - и Дамблдор слегка улыбнулся, - как непознаваема темная сторона луны для той части человечества, которая никогда не покидала пределов Земли. Насколько я понял, магглам это удалось. Разве это не поразительно? При всей вере волшебников в наше превосходство над теми нашими собратьями, у кого нет палочек, никто из нас никогда не ступал на поверхность Луны.

Ремус невольно задумался – что будет, если он улетит на Луну? Застрянет ли он там в волчьем облике навеки? Или Луна окажется тем единственным местом, где ему никогда больше не придется превращаться?

- У магглов есть наука, - сказал Ремус. - Это их вариант магии.

Дамблдор медленно кивнул, явно взвешивая эти слова.