Вернись и возьми

— Да, очень серьезно. Эсе сэ моко клиник сеэсеи ара[59]. У меня сейчас срочный вызов, но я вернусь не позже чем через час и буду ждать вас в приемной. Слышите, я буду ждать вас в клинике через час. Эйе бонэ па-па-па-па-па-па![60]

— Ибэба, ибэба[61], — энергично кивают женщины. Скорее всего, не придут.

Прежде чем вернуться в клинику, мы с Абеной должны нанести визит в цирюльню на противоположном конце площади: это и есть мой срочный вызов. Пятнадцатилетняя девочка, помощница парикмахерши, жалуется на маточное кровотечение… Сегодня утром у нее случился выкидыш после того, как тридцатидвухлетний сосед, от которого она и забеременела, переусердствовал, удовлетворяя свои мужские потребности. Повитуха применила «народное средство» — видимо, что-то вроде спорыньи, — но кровотечение не прекратилось, и старшая парикмахерша, озаботившись здоровьем подопечной, послала за доктором. В больницу они не хотят, но на лечение на дому согласны. «Лечение» — это сильно сказано. Изотонический раствор, эргометрин и антибиотик — минимум того, что предписывает современная медицина, и максимум возможного здесь. Умелая Абена помогает провести гинекологический осмотр, проверяя на сохранение частей плода в полости матки, пока за васильковой ширмой мылится мыло и пенится пена, продолжаются бритье и стрижка.

3.

На фоне однообразных халуп, сколоченных из трухлявых досок, крытых толем пополам с соломой или ржавым листовым железом, обнесенное штакетником бунгало «Суматра-хаус», принадлежащее Фрэнсису и Люси Обенг, казалось если не королевским дворцом, то как минимум особняком колониального наместника. Дед Люси, выстроивший этот коттедж с полвека назад, был видным общественным деятелем, внесшим немалый вклад и т. д., о чем свидетельствовал кенотаф посреди участка. Половина дома сдавалась приезжим медикам. Вторая половина была отведена под музей, посвященный африканским солдатам-вольнонаемникам, которые сражались в голландской Ост-Индии в середине XIX века. Цена входного билета — пять ганских седи — была умеренной: в коллекции имелось достаточно интересных экспонатов, включая старинные дагерротипы, рукописи и даже чучело дикого индонезийца в натуральную величину. Тем не менее за все время моего проживания в «Суматра-хаусе» не побывало ни одного посетителя.

Чтобы не терять форму, попечительница музея проводила экскурсии для своей трехлетней дочки Юнис, а заодно и для меня. Раз за разом я слушал про вольнонаемников, про историю племени фантсе, перенесшую, словно волны эпидемии, высадки португальских работорговцев, голландских золотоискателей и, наконец, английских миссионеров-колонизаторов. Про двух принцев, Квези Боаче и Кваме Опоку, отданных на откуп европейцам.

«Их увезли в Голландию, чтобы сделать из них голландцев. Но Кваме Опоку, сколько он там ни жил, все грустил по дому. Его дыханье ломалось, как у нас говорят. И в душе у него все было перевернуто вверх дном, как в доме, где побывал грабитель. И тогда голландцы решили отправить его домой. Возвращается Кваме в Эльмину, и как раз в этот день умирает король ашанти. Кваме пишет к обаахема[62] в Кумаси[63], что вот он вернулся и готов занять трон. Но тут выясняется, что он, пока жил в Голландии, разучился говорить на чви. А тот, кто не знает языка, как он может стать королем? И обаахема отвечает: ты — наследник престола, но прежде чем ты предстанешь перед старейшинами, ты должен вспомнить родной язык. И дает ему срок. Но Кваме живет в эльминской крепости, окружен одними аброфоо[64] — где ему вспомнить чви? И когда он понял, что не сможет вернуться в Кумаси, он покончил с собой, и теперь похоронен у нас в Эльмине…