Вернись из полета!

Здесь, под Сталинградом, сложилась чрезвычайно тяже­лая обстановка. Уже одно то, что немцам удалось дойти до Волги, говорило о крайней серьезности положения на фронте. Враг рвался к городу. Ежедневно многие сотни немецких бом­бардировщиков совершали ночные налеты на город, бомбили оборонительные рубежи наших войск, переправы и другие важные объекты. Группа за группой истребители полка Ба­ранова по тревоге поднимались в воздух, чтобы встретить вра­га, навязать ему бой, рассеять плотный строй бомбардиров­щиков, не пустить их к городу. Любой ценой не пустить! Воз­душные бои следовали один за другим, летчиков в полку ста­новилось все меньше. Прибывали молодые, необстрелянные, но только немногим из них удавалось продержаться в полку срав­нительно продолжительное время. Обычно их сбивали в пер­вых же воздушных боях, и Баранов не успевал даже запом­нить фамилии молодых истребителей... Самолетов не хватало. Численное превосходство врага в авиации было бесспорным. А тут еще эти девчонки...

 Лиля, тоненькая, изящная, быстро перебирая ногами в мяг­ких хромовых сапожках, сбежала вниз по ступенькам и оста­новилась перед Барановым. Военная форма, тщательно по­догнанная по фигуре, сидела на ней безукоризненно: Лиля любила щегольнуть. Светлые волосы крупной волной падали из-под пилотки, сдвинутой слегка набок. За отворот пилотки была вложена большая ромашка.

Баранов удивленно уставился на девушку, словно видел ее впервые. Здесь, в мрачной накуренной землянке, она каза­лась существом неземным, нереальным и настолько не подхо­дила к обстановке, что Баранов вдруг подумал: стоит ему на мгновение закрыть глаза, а потом открыть — и все пропадет, девушка исчезнет... Но он хорошо знал: девушка есть, она стоит перед ним и сейчас опять потребует, чтобы ее взяли в бой. Что же ему делать? Разве может он пустить это хрупкое создание туда, где гибнут даже крепкие мужчины, закален­ные в боях асы...

Розовая от волнения, Лиля перевела дыхание и, взглянув Баранову прямо в лицо, не дожидаясь, когда он что-нибудь скажет, негромко, но твердо произнесла:

— Разрешите обратиться, товарищ командир полка!

— Да, я вас слушаю,— ответил Баранов, думая о том, как бы побыстрее кончить разговор.

— Я прошу вас разрешить мне летать.

Баранов готов был услышать эти слова, и ответ у него то­же был заранее приготовлен. Глядя на ромашку, безмятежно склонившую золотую головку в белом венчике, он медленно и раздельно, по-волжски окая, проговорил:

— Понимаете, Литвяк, дело в том, что в воздухе сейчас... жарко приходится. К тому же самолетов не хватает. Вам же все это известно.

Лиля внутренне напряглась, понимая, что Баранов по-прежнему неколебим и вряд ли ей удастся уговорить его. Гла­за ее заблестели, она покраснела еще больше и всем корпу­сом подалась вперед, как бы принимая бой.

— Я знаю. И все-таки хочу летать! Это же несправедливо...

Она хотела напомнить Баранову, что на ее самолете ле­тают другие летчики, но голос ее зазвенел, и она умолкла. Пе­редохнув, Лиля добавила, стараясь говорить спокойно:

— Мы обе убедительно просим вас, я и Буданова. Мы при­были сюда, чтобы воевать.

— Та-ак. Но...

Баранов не знал, как еще объяснить ей, и начинал сердить­ся, Еще раз посмотрев на ромашку, которая раздражала его, он не выдержал:

— А это что? На головном уборе!

Лиля, которая совсем забыла о цветке, притронулась к пи­лотке и слегка улыбнулась краешком губ, но цветок не выну­ла, бросая этим вызов Баранову.

— Ромашка,— тихо ответила она, невинно глядя на него блестящими синими глазами. — Цветок такой... полевой,

«Прогонит или нет? — подумала она. — Может быть, я на­прасно ему так? Нет, все равно не выну, пусть остается. При чем тут ромашка? Я ему о полетах, а он...»

Сегодня Лиля ни в чем не хотела уступать. Ей казалось, что если она уберет ромашку, то это будет означать, что она сдалась.

Смутившись, Баранов отвел взгляд в сторону. Черт возь­ми! В самом деле, зачем он об этой ромашке? Просто ему хочется к чему-то придраться, чтобы она обиделась и ушла, эта Литвяк, и больше не обращалась к нему со своими прось­бами. И зачем сердиться? Глупо... Ну прицепила цветок... Че­го же от нее ожидать? Ведь девчонка, самая обыкновенная девчонка! Сколько ей — двадцать, не больше... А хочет драть­ся с немцами! Да ее в первом же бою убьют!

— Ну вот что, Литвяк — сказал он тоном, не допускаю­щим никаких возражений, стараясь скрыть недовольство са­мим собой. — Я человек прямой. Скажу откровенно: я решил вторично послать рапорт в дивизию о том, чтобы вас обеих отозвали из полка. Уверен, что просьбу мою учтут. Полк бое­вой... Сами видите, как гибнут летчики один за другим. А вы развели тут кудряшки, ромашки! Не место здесь девушкам. И поставим на этом точку!

Сдвинув брови, Лиля быстро соображала, как быть даль­ше. Нет, нельзя допустить, чтобы он послал рапорт, нужно до­казать ему, убедить его, а то, чего доброго, и в самом деле отошлют из полка. Пока все обошлось — ей и Кате уда­лось остаться... Нет, нельзя сдавать позиции. Никак нельзя! И она смело бросилась в атаку: