– Дедушка с бабушкой до сих пор живут на старом месте, в доме номер восемь.
– Значит, твоя мама не уезжала с острова?
– Нет. Когда она познакомилась с папой, он перебрался сюда, и они прожили здесь несколько лет, прежде чем расстались, когда мне было пять, и отец вернулся на материк. С тех пор мы с мамой живем вдвоем. – Девушка, улыбнувшись, возвращается за стойку, чтобы приготовить мне горячий шоколад.
– А как же ты? – спрашиваю я, когда она снова подходит. – Тебе нравится жить на острове?
– Вы говорите совсем как журналистка!
– Прости.
Она качает головой:
– Все нормально. Меня это не раздражает, как многих островитян.
Она ставит передо мной большую кружку с шоколадом. Я благодарю и без паузы продолжаю:
– Что вы имеете в виду?
– Местные терпеть не могут, когда вмешиваются в их жизнь. Я не знаю, они словно все вдруг почувствовали себя виноватыми. Мама говорит, что при виде полицейского на пороге любому станет казаться, будто он что-то натворил.
Я понимающе киваю.
– Пожалуй, она права, – продолжает девушка, – хотя маму еще не слишком часто донимают. Во всяком случае, именно поэтому все теперь сидят по домам. – Она закатывает глаза. – Островитянам рекомендовано избегать общения с прессой, и поэтому они решили, что лучше будет совсем спрятаться. А вам? Вам нравилось жить на острове?
– Да, – улыбаюсь я. – Очень нравилось.
– А мне достается лучшее из обоих миров, – она сияет, – помимо острова, я провожу много времени на материке, с отцом. Папа говорит, здесь как в закрытой банке. Да и некоторые из моих друзей тоже терпеть не могут Эвергрин.
– И моя сестра не любила, – признаюсь я. – Не могла дождаться, чтобы покинуть остров навсегда.
– Поэтому вы и уехали?
Я качаю головой.
– Нет, просто отец нашел работу в Винчестере. Кстати, я Стелла.
– А я Мэг, – улыбка озаряет ее лицо. – Что касается вашего предыдущего вопроса – да, мне здесь нравится. По крайней мере, я так думаю. Когда нашли труп, тут такое началось! – продолжает Мэг, присаживаясь напротив. – Понимаете, все терялись в догадках, чьи это останки. Только об этом и говорили, и было заметно, что люди смотрели друг на друга с подозрением. Мама сказала, что я не должна никому доверять, но мне кажется, это она сгоряча. Ведь я знаю этих людей всю жизнь.
Я киваю, принимаясь за сандвич. Похоже, как ни старалась Эмма предостеречь дочь от излишней открытости, мать явно не была ею услышана. Для любого из журналистов наивная и доверчивая Мэг стала бы хорошей добычей. Подавшись поближе, Мэг шепчет:
– Люди уже начинают сплетничать, чьих рук это дело. Надеюсь, это не тот, кто все еще живет здесь.
Я невесело улыбаюсь:
– Лучшее, что вы можете сделать, – не вмешиваться.
Вместо ответа Мэг поднимает голову и смотрит на только что вошедшего посетителя. Она отодвигается на стуле и говорит, вставая:
– Непременно навестите мою маму. Ей будет приятно увидеть знакомое лицо. – Впервые за время нашего разговора я замечаю, как глаза Мэг грустнеют. – Правда, она сейчас ходит взвинченная, – тихо добавляет девушка.
– Возможно, она меня даже не помнит, – поспешно говорю я.
Мэг кивает, но повторяет, глядя на меня:
– Может, и не помнит, но не могли бы вы просто зайти на минутку?
Она смотрит с такой надеждой, что я соглашаюсь, рассудив, что вреда от этого не будет.
Центральная дорога – шире, чем все другие на острове, – идет через деревню вплотную к террасам, тянущимся двумя сплошными рядами. Всего их шестнадцать, по восемь с каждой стороны, идеально симметричных и похожих как близнецы. Это единственная часть Эвергрина, которая выглядит инородной.