Вернись ради меня

У камеры необычный ракурс, но в верхнем углу экрана отчетливо видно характерное окно – круглое, с матовым стеклом. Не веря своим глазам, я подаюсь вперед, хватаю пульт и прибавляю громкость, чтобы сквозь бешеный стук в висках расслышать, что говорит журналистка.

Странно, как я сразу не узнала наш дом, навсегда отпечатавшийся в моей памяти до мельчайших деталей. Мне достаточно только подумать о нем, и я смогла бы нарисовать его во всех подробностях с разрешением в тысячу пикселей. Впрочем, дом уже не совсем похож на себя.

Внешние подоконники выкрашены в насыщенный бирюзовый цвет, а когда камера поворачивается, я разглядываю белые, в колониальном стиле, карнизы под сточными желобами и пристроенную спереди оранжерею. Дом сильно изменился, однако это, несомненно, он: белый штакетник слева ставил отец, чтобы отделить двор от тянувшейся с краю общей тропы. Справа по-прежнему шумят высокие сосны.

Сквозь шум в ушах я сосредотачиваюсь на словах журналистки.

– Судя по всему, жители острова напуганы произошедшим.

Я перевожу взгляд на бегущую строку, едва успев прочесть: «…острове вчера ночью». Далее следуют новости о Сирии, но уже очень скоро телерепортеры вновь возвращаются к сенсации на острове.

– Значит, других подробностей полиция пока не сообщает? – спрашивает диктор в студии. На экране появляется наш сад и белый полицейский тент, аккуратно уместившийся как раз между домом и деревьями, отделявшими наш участок от опушки леса.

– Пока нет, но эксперты работают с раннего утра, – отзывается корреспондент.

В бегущей строке идет повтор: «Тело найдено на острове вчера ночью». Я до хруста стискиваю руки, желая, чтобы кровь поднялась к неприятно немеющим предплечьям.

На острове нашли тело. Хотя корреспондент не сообщила прямо, я поняла, что останки были зарыты в саду за нашим домом.

Глава 2

С болезненным любопытством я ловлю все новые обрывки новостей: нынешние хозяева задумали сделать пристройку к дому и копнули, получается, глубже, чем ожидали. Накануне вечером один из строителей заметил в земле кости, оказавшиеся человеческой рукой, а рядом, соответственно, лежало остальное.

Журналистка сообщает, что событие ошеломило как строителей, так и владельцев дома. Зайдя за белую палатку полицейских экспертов, она показывает точное место, где были найдены останки. В потрясении уставившись на экран, я подмечаю каждую мелочь, невольно комкая свой мягкий джемпер. Любому, кто не знает остров, может показаться, что яма буквально у нас за домом, но я, уроженка Эвергрина, отлично вижу, что тело зарыли за садом, где уже начинается лес.

Дело в том, что на Эвергрине у большинства домов нет заборов, отделяющих частную территорию от общей. Там, где жили мы, – в Квей-хаусе, «Доме у причала», построенном в двух шагах от пристани, – папа в конце концов поставил штакетник с той стороны, где непосредственно под окнами проходила общая тропа. А с трех остальных сторон мы ориентировались по деревьям, потому что границы на острове – понятие условное. Неискушенный зритель решил бы, что тело было зарыто в саду, и именно так это пытаются преподнести телевизионщики.

Я не могу оторвать глаз от экрана, потому что сегодня я вижу наш дом впервые с той ночи, когда мы в спешке уехали с острова.

Нашарив телефон, я дрожащими пальцами набираю номер Бонни и подношу трубку к уху. Сестра отвечает за секунду до того, как у нее включается автоответчик:

– Да!

– Новости видела?

– Нет, мы уже ложимся. Люк приболел, и…

– Включи телевизор, – перебиваю я. – Би-би-си.

– Ладно, ладно, дай мне минутку, – бурчит сестра.

Я представляю, как она идет в кухню и включает маленький плоский телевизор, висящий на стене над стойками.

– Боже мой! – ахает она. – Это что, наш дом?

– На острове нашли тело, – произношу я. – Прямо за нашим садом.

Бонни молчит.

– Почти что в саду, – отзывается она наконец.

– Неправда, приглядись, там уже опушка леса!

– Черт побери… Кого же там зарыли?

– Они не сказали. Почти никаких подробностей.

Слышно, как Бонни втягивает воздух сквозь зубы.

– Даже не сообщили, мужчина это или женщина, хотя уже наверняка установили, раз криминалисты возятся с утра.

– Ну, на острове-то знают, кто это, – говорит сестра. – Боже мой, – добавляет она с коротким смешком, – представляешь, что там сейчас начнется? Налетят, как стервятники!

– Должно быть, это для них ужасно, Бонни.

– Да на этом острове задницу не почешешь без того, чтобы сразу все не узнали! Когда у меня началась менструация, все мальчишки знали об этом через двадцать четыре часа!

Бонни права. Я не могла и ногой поболтать над обрывом без того, чтобы мама не узнала об этом прежде, чем я успевала вернуться домой. Дэнни не мог свалиться с дерева, где он прятался, чтобы на острове не начали шептаться. Впрочем, к Дэнни всегда проявляли повышенный интерес.

– Это сделал кто-то из местных, – вдруг заключает Бонни, увлеченная происходящим, точно мы наблюдали какой-то спектакль.

– Еще неизвестно.

– Да брось ты. Кто станет туда приезжать и закапывать труп?

Я не нахожу ответа, но сама идея мне не нравится.