Верните мое тело!

Промыв себя везде ладонями, становившимися уже похожими на грубоватую мочалку, Ника хотела еще раз нырнуть, как со стороны замка донесся до неё звук трубы. Играли что-то похожее на сигнал. Вытянув шею и оглядевшись по сторонам, Ника заметила приближающуюся слева по дороге кавалькаду всадников и пару повозок. Быстро выбравшись на берег и смахнув с себя капли, Ника натянула платье и набрала жбаны водой. И замерла, не зная, что делать дальше. Ждать здесь или бежать обратно в замок, пересекая путь движения всадников? Решила остаться на месте – вспомнила, что баба с пустым ведром на дороге не к добру, иди знай, какие у них тут заморочки с приметами.

Кортеж приближался. Человек двадцать всадников, повозка, накрытая балдахином, и еще две нагруженные высоко и покрытые предохраняющими рогожами.

Едущий впереди кавалькады всадник в ярко желтом кафтане с синими вставками с недоумением вперил взгляд в Нику. Чувствуя что-то неладное в этом замороженном взоре, Ника тревожно огляделась по сторонам и, к своему счастью, увидела дальше у дороги другого человека, уважительно стоящего на коленях. Опомнившись, она бухнулась вниз, как подрубленное дерево, отбивая колени и совершенно не чувствуя ссадин. Всадник немедленно перевёл свой взгляд на дорогу, высоко держа гордую голову, покрытую шляпой с грязным, когда-то белоснежным пером.

Стараясь не рисковать, Ника не смотрела прямо в лица проезжающих, а опустила взгляд в землю, бросая лишь изредка, короткие, косые взгляды.

Мадам Мелисса выделялась среди своих сопровождающих, как цветок среди навозной кучи. Едущая боком на женском седле, в лазуревого цвета дорожном плаще, мадам скрывала своё лицо за черной вуалью, предохраняющей его от дорожных и погодных невзгод.

На Нику мадам не обратила никакого внимания, о чем-то негромко переговариваясь с соседом.

Как только кавалькада миновала её, Ника подняла наконец голову и стала напряжённо вглядываться удаляющимся всадникам в спину, не в состоянии избавиться от чувства странной неловкости, возникшему при взгляде на мадам Мелиссу. То самое чувство, когда видишь человека… и понимаешь, что с ним знаком. Просто не можешь вспомнить откуда.

***

Когда Ника с водой поспела в замок, гости уже спешились, отдали конюшим лошадей для ухода за ними и были препровождены в трапезный зал. Мелкая челядь, тем временем, разгружала телеги, унося свёртки и корзины куда-то на третий этаж. Увидев праздношатающуюся Нику, повар огрел её ногой пониже спины и, ругаясь, утащил в готовящуюся сбоку от прохода очередь с подавальщиками еды. Те же напряжённо держали нагруженные подносы и ожидали сигнала к началу движения.

Стоя в конце очереди носильщиков, Ника еле-еле могла разглядеть происходящее в зале.

Один из обитателей замка – Ника уже встречала его мельком на кухне – по очереди и, скорее всего, по старшинству, подносил приехавшим один и тот же таз с водой, где те омывали покрытые конским потом руки и пыльные, дорожные разводы вокруг глаз. Пара гостей даже туда высморкалась, чем ничуть не смутила следующих, которые просто разогнали следы предыдущего рукой и продолжили умывания.

Наверное, если бы кто-нибудь справил бы в таз нужду, на него просто посмотрели бы, как на невоспитанную деревенщину, и ничего не сказали бы, подумалось Никe.

Высокий, с большой окладистой бородой и огромным животом, мужчина, внешне чем-то напоминающий виконта, произносил приветственную речь, держа в высоко поднятой руке церемониальный кубок. Маркграф, догадалась Ника. Приветствовалась, в частности, мадам Мелисса, а также расточительность или, точнее сказать, «щедрость короля, благодаря которой и на наши окраины осыпаются подобные бриллианты», и всё в таком роде. Сидящая рядом мадам, благосклонно выслушав здравницу, слегка склонила голову набок и с глухим звоном сомкнула свой бокал с бокалом маркграфа. Одной рукой слегка приподняв вуаль, отпила.

Представляю себе эту красоту, чуть усмехнулась Ника, вся в каких-нибудь прыщах и ни разу не мытая в бане.

По сигналу церемониймейстера наконец зазвучала музыка. Или нечто отдаленно напоминающее музыку – сидящие в углу музыканты с яростью принялись извлекать не очень благообразные звуки из пары скрипичных инструментов, дудки и бубна. Энтузиазма у них было явно больше, чем умений, но определённую атмосферу праздника они сумели создать. Даже не праздника, а этакого лихого, ярмарочного разгула.

Вереница людей с подносами двинулась в зал, и длинный, во все помещение, обеденный стол в мгновение ока превратился из покрытой одинокими кубками пустыни в цветущий оазис. Маркграф явно любил, чтобы всё съестное подавалось сразу и немедленно. Эффект скатерти самобранки, подумалось Нике. Красиво, да.