Крик полный ужаса, боли, отчаяния разрезал пространство, вынуждая некромантский тлен боязливо пригнуть головы, заставляя всё живое взвиться в прыжке и рвануть на зов.
Шиповником увитый цоколь дрогнул. Старинный особняк лишился хозяина и теперь вторил крикам молодой хозяйки. Колючие, как тернии ветви диких роз взметнулись в воздух, спеша на помощь той, которая сейчас сидела над мёртвым телом любимого. Звон стёкол, хруст костей. Словно шарнирные куклы на верёвках в уличном театре в кабинете повисли распятыми между растениями мужчины, что пришли в старый особняк с мечом. Свистящие удары стеблей резали небольшую комнату с чародейкой и мёртвым некромантом.
Алисия кричала, прижимала к себе или прижималась сама к безвольному телу Грегори, и её крикам вторил весенний дождь, который родился высоко в пышных, слишком набухших водой облаках, чтобы пролиться на землю и петь в унисон поминальную мелодию конца.
— Прошу тебя, не бросай меня… — шептала Элис, сорванным голосом, но ей никто уже не мог ответить.
Глава 42
На приёме княгини Долгорукой было слишком дорого. От множества драгоценностей в глазах Митеньки рябило, саднило и вообще заставляло отворачиваться. А нельзя. Император будет недоволен, что та которая связалась с Ландиниумом, посмеет обратить внимание не на агента короны, а скажем, на графа Вяземского, которому ничего-то в этой жизни неинтересно кроме лошадей и оружия.
Дмитрий не мог собраться весь день. Нет. Он отвешивал учтивые поклоны и даже немного танцевал, но внутри всё было не на месте, как будто ожидание страха.
Княгиня виртуозно поклонилась перед началом танца, позволяя лицезреть не только миловидную мордашку, но и глубокое декольте, в котором ни один мужчина потерял свою добропорядочность. Митя тоже скользнул по наливным яблокам взглядом и ощутил, как нестерпимо прострелило левую руку. От кончиков пальцев, от того самого места, куда пришлась иголка некроманта. Дмитрий захотел размять кисть, но вместо этого упал на колени и сцепил зубы, чтобы не заорать от боли, которая теперь оказалась в области сердца.
— Князь, Дмитрий… — кружила рядом графиня, с ужасом глядя на то, как из носа её кавалера стекает кровь.
— Гриша, — тихо пробормотал Дмитрий, утирая обшлагом рукава кровь с лица. — Что же теперь делать?
Николас прокрутил под рукой миловидную брюнетку и резко дёрнул девушку на себя.
— Люсиль… Никто не может перестать верить мне… — бархатный баритон играл на нервах зрителей лучше, чем смычок в руках уверенного скрипача. Зал млел и рукоплескал, а милая Люсиль, которая на самом деле была златовласой Франческой, смотрела влюблёнными глазами, и Ник ещё не подозревал, что скоро этот спектакль с провокационным названием «Дары богов» станет культовым не только потому, что режиссёр сыграл главную мужскую роль, но и…
— Ах, милый Андре, — пела Люсиль, — слушком сладки твои речи, чтобы я поддалась им безоговорочно. Но моя любовь никогда не сможет утихнуть…
Зал замер. И Гранджер тоже, потому что впервые за свою карьеру забыл слова. И точно там какая романтичная муть должна быть, и Николас ещё сделал скользящий шаг к главной героине, но затормозил, словно натолкнувшись на невидимую стену. В голове как будто тысячами маленьких молоточков стали быть по сосудам. Николас мотнул головой и вспомнил про браслет — клятву на крови между Полом, Филипом, Грегори и им.
Боль в голове была такой сильной, что сообразить, кто пострадал, кто находится на пороге смерти, Николас не мог. Он просто слепо шагнул со сцены под дружный и сдавленный вздох зала. Шагнул и упал на колени, пряча лицо в ладонях. А когда первый приступ прошёл, Ник всё же постарался сохранить свою маску маэстро, но убрав руки от лица, зрители увидели, что слёзы могут быть кровавыми.
Пол Хейнбергер никогда не любил игристое вино, но почтенная госпожа Ферро слишком редко снисходила до общения с политиками. Пол в очередной раз подавил внутри себя икоту и только собирался начать очень неприятный разговор про одну из наследниц, как в глазах стало двоиться, руки затряслись, а в горле образовался тугой комок боли, который невозможно проглотить.
Амулет, заколдованный на друзей, раскалился на груди, почти прожигая кожу, и Пол со стоном попытался расстегнуть рубашку, но одеревеневшие пальцы плохо слушались и вместо того, чтобы сорвать побрякушку, которая сигнализировала о беде с одним из друзей, Хейнбергер просто цеплялся за ворот и тянул удавку галстука. Госпожа Ферро не совсем поняла в чём дело, но быстро сообразила, что припадок — это нетипичное поведение политика. Женщина обошла столик и, вцепившись костлявыми пальцами в ворот, дёрнула на себя верхнюю пуговицу. Действительно, под кулоном-монетой краснела кожа.
Ферро сорвала талисман и отбросила его на ковёр. Пол задышал спокойнее и нервно признался:
— Думаю, мне стоит извиниться, — госпожа Ферро благосклонно кивнула. — И перенести на более удачное время нашу беседу.
Тадеуш Гордон сидел в своём кабинете и перебирал бумаги.