Верность

Ветров прибыл в санаторий, утопающий в зелени и тишине: только продавцы цветов покрикивали, предлагая свой прекрасный благоухающий товар.

Он сдал свою папку со всеми направлениями и документами, а сам пошёл в кабинет к главврачу. На дверях висела табличка с именем врача: Ангелина.

У Ветрова враз рана перестала ныть.

«Неужели это она? – пронеслось у него в голове. – Надо купить розу! А если это не мой ангел, то подарю просто так, в честь знакомства!»

И он побежал к продавцам цветов и купил розу, похожую на ту, что подарил Ангелине в госпитале. Он тихо, не стуча, вошёл в кабинет. Врач, не отрываясь, изучала его документы.

– Здравствуйте! – тихо сказал он. – Примите от меня розу.

Она отложила папку и медленно проговорила:

– Митя, я тебя ждала, не забыла. Вспомнила, как ты меня нёс на руках, только думала тогда, будто я в раю – в объятиях Амурчика. И удивлялась, почему он с усами.

– Это был я! – весело произнёс Дмитрий Ветров.

Они засмеялись и обнялись.

А потом Ангелина сказала:

– Хватит тебе ветром быть, летать с места на место. Остановись!

И он ответил:

– В раю мы побывали, теперь станем счастливо жить на земле!

Музыка Баха

Фашистская Германия проигрывала войну, и отдельные части немецкой армии отступали, отчаянно сопротивляясь. Город, который надо было отбить у врага, переходил с боями то к красноармейцам, то к немцам. И вот наступило временное затишье. Все устали от изнурительных сражений и ждали помощи от своих армий.

Старшина с разведчиками обследовал места, где надо расположить автоматчиков. Зашёл в здание, где можно было скрытно посадить пулемётчика, и, обратив внимание на разбросанные ноты, струны, на валявшуюся бас-трубу, подумал: «Видно, тут был музыкальный магазин. Всё растащили, только басовая труба никому не нужна».

Он взял её в руки, нежно протёр ладонью. Был инструмент новый, видно было, что на нём никто ещё не играл. А старшина в мирной жизни был музыкантом, работал в оркестре. Он трепетно прикоснулся к мундштуку губами и сыграл гамму. А затем вышел на улицу и заиграл что-то из Баха – великого немецкого композитора. Видно, старшина был отличным музыкантом, если исполнял соло на бас-трубе.

И тут со стороны врага послышался звук кларнета, подхвативший мелодию баса. Старшина, не переставая играть, пошёл на звук, обходя воронки от разорвавшихся бомб. И вот с вражеской стороны тоже появился музыкант, и они шли навстречу друг другу, увлечённо музицируя. Тут к немцу подошёл ещё один, играющий на губной гармошке, а к старшине присоединился солдат с гармонью. И по всему городу разнеслась музыка.

Солдаты с одной и другой стороны стали выходить – без оружия, словно не было войны, – и закурили, предлагая друг другу табачок: чей лучше?

А когда музыканты заиграли вальс «Амурские волны», фрицы с сожалением сказали:

– Зря мы затеяли войну. Лучше бы слушали музыку…

И спорить с ними никто не стал.

Парламентёр

До Берлина оставалось совсем немного. Рейн бурлил от взрывов снарядов: фашисты, поняв, что война проиграна, бомбили мосты, где были свои же солдаты и наступающие красноармейцы.

На небольшом судне, плывущем к вражескому берегу, находился капитан с бойцами. Он заметил тонущего немецкого офицера в форме строительного батальона и пожалел:

– Он же не стрелок-убийца! – и нагнулся, чтобы его вытащить. Но тут от набежавшей волны покачнулся, и с его головы слетела в воду каска, обнажив густые седые волосы, хотя на вид капитан был совсем молодой.

Дотащив фрица до берега, капитан на чистом немецком языке сказал:

– Пора тебе думать о восстановлении города. Скоро строители станут востребованы. Живи! – а сам с группой солдат скрылся среди разрушенных домов.

Это был парламентёр при штабе полка. Работа у него была опасная, многих товарищей, занимавшихся такой же работой, он потерял. Они отправлялись в логово неприятеля, чтобы убедить его в бесполезности войны и в необходимости уберечь солдат от смерти. Но получали пулю. Может, от этого капитан и стал преждевременно седым.

Чаще всего капитан ходил в места, где скрывалось гражданское население с детьми, напуганное фашистской пропагандой об изуверствах красноармейцев. И чтобы освободить их от этого страха, капитан долго доказывал им, что это ложь.

А ещё, чем ближе Советская армия подходила к Берлину, тем злее становился враг. Он часто оказывал сопротивление небольшими группами фрицев. И капитан почти всех из них уговорил сдаться. И только одна группа по-прежнему ожесточённо сражалась. А нашим бойцам совсем не хотелось умирать в дни перед скорой победой!

И как-то майор артиллерии предложил:

– Мы накроем их сейчас вместе с домом, где они засели, и делу конец!

Но капитан его предостерёг:

– А если под домом жильцы прячутся, да ещё с детьми? Да и зачем дом разрушать? Я сам пойду к ним!

Он надел зелёную фуражку, высоко поднял древко с белым флагом и не спеша пошёл к зданию, зловеще смотревшему на него чёрными глазницами окон.