Вскоре в Куопио приехал флигель-адъютант маркиз Паулуччи[52]
, входивший в число ближайших военных советников императора. Паулуччи опросил участников похода и предложил Барклаю поехать с ним в Петербург для объяснения, почему он нарушил приказ главнокомандующего и своевольно вернулся с частью отряда в Куопио. Как Михаил Богданович и предполагал, жалобу царю подал Буксгевден, и царь потребовал от Барклая личного доклада.В дороге Михаил Богданович заболел. Пока лежал он дома, все разъяснилось, и, явившись к императору, он выслушал лишь извинения за доставленное ему неудобство.
А беседа с царем закончилась тем, что Александр пригласил его в Военный совет, где кроме него самого было всего три постоянных члена — Аракчеев, Паулуччи и Кнорринг, тот самый Богдан Федорович, у которого тридцать лет назад служил Барклай адъютантом.
Военный совет был высшим совещательным органом при императоре. Он играл ту же роль, что и Негласный комитет в начале царствования Александра, с той только разницей, что молодые друзья Александра часто оказывались прекраснодушными мечтателями и реформаторами на бумаге, а члены Военного совета не просто что-то обсуждали и предлагали, но и доводили все это до исполнения.
Совет решал важнейшие вопросы военной политики — от производства вооружения до установления размеров пенсий солдатам-инвалидам.
Разумеется, первую скрипку в нем играл царь. Он же был автором многих идей, не мешая, впрочем, другим откровенно высказываться по любому вопросу.
Паулуччи был беспринципным интриганом и потому всегда и во всем соглашался с царем. И Александр сделал его своеобразным «министром без портфеля», поручая маркизу всяческие комиссии либо представительского, либо инспекторского свойства и передачу собственных высочайших распоряжений.
Аракчеев же, наоборот, всегда имел собственную точку зрения и чаще, чем другие, спорил с Александром, хотя главной его функцией в Совете было не прекословие и не выдвижение альтернатив, а практическая реализация решений Военного совета, создание механизмов для воплощения всего задуманного в жизнь.
К тому же Аракчеев был военным министром, и потому все, что задумывалось Военным советом, никак не могло пройти мимо него. Последнее обстоятельство заставляло Алексея Андреевича стоять на почве реальности, и потому его предложения всегда были наиболее практичными и достаточно просто осуществимыми.
Кнорринг в этом квартете играл роль ученого терминолога, облекавшего решения Совета в чеканную форму указов и распоряжений. Причиной тому было его учение в Берлинской военной академии и пристрастие к терминологическому педантизму.
От него Барклай ожидал наибольших неприятностей для себя — больше всего из-за того, что тридцать лет назад, когда был он в полку Богдана Федоровича корнетом, Кнорринг носил чин полковника и в Табели о рангах стоял на шесть ступеней выше его.
Теперь же, оставаясь по-прежнему младше Кнорринга на семнадцать лет, он имел то же звание генерал-лейтенанта.
И уже одно это невольно и безотчетно делало Кнорринга недоброжелателем Барклая, ибо Богдан Федорович по-прежнему был высокомерен и честолюбив.
Барклай же был допущен к этим мэтрам на смотрины, на проверку, чтоб, испытав его со всех сторон, точно знать, на что будет он в дальнейшем годен.
Главной проблемой, занимавшей Военный совет летом 1808 года, была война в Финляндии, точнее — поиск ответа на вопрос: «Почему большая и сильная русская армия не может победить шведов? Что сделать, чтобы шведы все же были побиты?»
Пока потомки Карла XII разили потомков Петра Великого, дважды побитого Тучкова сменил Раевский, вскоре побитый трижды, а пришедший ему на смену Каменский хотя пока еще поражения не потерпел, но и побед за ним тоже не числилось.
Александр приходил к выводу, что дело, по-видимому, в Буксгевдене, который то писал, что перед ним открыта дорога на Стокгольм, то опасался за судьбу Петербурга.
12 сентября дошло до того, что Клингспор предложил Буксгевдену перемирие, и русский главнокомандующий согласился.
Однако перемирие утверждено Петербургом не было, а Буксгевдену приказали разорвать его и продолжать боевые действия.
Военный же совет в это время прорабатывал две идеи продолжения кампании: во-первых, овладеть Швецией с помощью флота и многотысячных десантов и, во-вторых, Перейти Ботнический залив по льду.
Автором первой идеи был Аракчеев, автором второй — Барклай.
Царь согласился с Барклаем и приказал детально разработать план вторжения в Швецию по льду Ботнического залива, который замерзал не каждую зиму, а тут, к счастью, замерз, как никогда, крепко.
Буксгевден был смещен, и на его место назначен Кнорринг.
По плану Барклая, русским войскам в самое холодное время года надлежало перейти залив тремя колоннами.