Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли

Именно так обстояло дело с Барклаем, который за два года перед тем, как стать генералом от инфантерии, был всего лишь командиром бригады и генерал-майором.

И он почему-то обошел в производстве не только старших его по чинам генерал-майоров, но даже и генерал-лейтенантов, таких, как князь Дмитрий Владимирович Голицын, как племянники Суворова, князья Алексей и Андрей Горчаковы, графы Петр Александрович Толстой, Остерман-Толстой и Каменский-второй, и известных не менее Барклая своими ратными трудами Тучкова-первого, Дохтурова, Уварова, Эссена-первого и Остен-Сакена, к тому же отличавшихся и великим честолюбием. А впрочем, какой военачальник не честолюбив? Предел их терпению был положен назначением Барклая на место Кнорринга. Некоторые подали в отставку, и только двоих — Тучкова-первого и Дохтурова — Александр попросил остаться в армии, просьбу же остальных удовлетворил.

Дмитрия Сергеевича Дохтурова, военачальника выдающегося, имевшего большой авторитет в армии, царь удостоил пространного письма, в котором объяснял мотивы присвоения Барклаю звания генерала от инфантерии. «На войне, — писал Александр, — возможности проявить себя не выбираются: не всем представляется один и тот же благоприятный случай в одно и то же время. Но когда военные обстоятельства таковы, что кто-то имеет возможность совершить выдающийся поступок, то было бы несправедливым для всей службы наградить такой поступок продвижением, основанным только на старшинстве. Поэтому я сделал правилом никогда не принимать во внимание такие соображения».

А Барклаю царь написал: «Призвав Вас к командованию Финляндскою армиею, я руководствовался лишь чувством справедливости и уважения к Вашим военным дарованиям и личным качествам. Имея столь прочное основание, мое мнение о Вас не может никогда измениться; оно одно достаточно, чтобы отразить зависть, если бы таковая посмела когда-либо подняться против Вас».

Глава пятая Главнокомандующий и генерал-губернатор

Государственный переворот, произошедший в Стокгольме, к миру все же не привел: было подписано лишь перемирие. Но, как только русские войска вернулись в Финляндию и непосредственная угроза столице Швеции миновала, война вспыхнула снова.

Кнорринг, более склонный к миру со шведами, чем к войне, вел кампанию вяло, Александр все чаще склонялся к мысли, что на месте Кнорринга должен быть Барклай.

Поспешное заключение перемирия Кноррингом было главной причиной недовольства им Александра. Назначив на его место Барклая, император мог быть уверен, что этот боевой генерал, чуждый интриг и двоедушия, никогда не совершит ничего подобного.

И Александр наконец решился. Поводом к смещению Богдана Федоровича послужила в общем-то вечная коллизия: спор двух первых лиц в Великом княжестве о том, кто из них главнее — командующий армией или генерал-губернатор? И вылился этот спор Кнорринга и Спренгпортена в недостойную распрю из-за дома в Або — лучшего, называемого дворцом. Каждый считал право на дом исключительно за собой, и оба решили обратиться за разрешением спора к Александру.

Тот решил сомнения и того и другого по-царски, отставив обоих с занимаемых постов и назначив на их места одного человека — Барклая.

29 мая 1809 года Барклай стал главнокомандующим Финляндской армией и генерал-губернатором новой имперской территории.

В империи совмещение высшей гражданской и выевшей военной должностей одним и тем же человеком не — было чем-то экстраординарным: выдающиеся военачальники, сочетавшие воинские таланты с административными, часто назначались главнокомандующими и генерал-губернаторами.

Такими были и Потемкин в Новороссии, и Румянцев в Малороссии, и Суворов в Польше, и почти все генерал-губернаторы Москвы были одновременно и главнокомандующими.

И все же случай с Барклаем был особый, потому что у Великого княжества Финляндского был такой статус, который не позволял рассматривать его только как одну из губерний империи, но обязывал считать государством, где был и свой парламент, и свои законы.

Трудно было Михаилу Богдановичу враз впрягаться в нелегкий воз, который до него тянули двое — и опытный военный, и видавший виды администратор и царедворец.

Более же всего усложняла его деятельность неопытность в делах гражданских, связанных с множеством ведомств, с которыми Барклаю прежде не доводилось вступать в сношения.

Это были министерства внутренних дел, и морских сил, и дел иностранных, и юстиции, и коммерции, не считая многочисленных обществ, комитетов и комиссий, руководствовавшихся в своей работе тысячами статей, указов, циркуляров, постановлений, в которых, как в густом лесу, плутали и опытные законники-бюрократы, просидевшие в канцеляриях не один десяток лет.

Чаще же других ведомств приходилось ему сноситься с военным министром Аракчеевым и статс-секретарем императора Михаилом Михайловичем Сперанским. Последний был для Барклая сущим кладезем премудрости, ибо никто во всей стране не был столь искушен в знании законов, как он.